Горы  были за спиной – красно-серо-коричневые, старые турецкие горы. Их еще называют «деревянные», потому что местами  они похожи на куски старой древесной  коры. Горы занимали ту часть горизонта, где не было моря – а оно было впереди, серо-сине-зеленое, с разбросанными у побережья маленькими островками, где голубые бухты и черно-синие дыры пещер, с огромными морскими черепахами.

Баба  Вера сидит на белом топчане под  плетеным зонтиком и рассуждает.

«Я оцэ, девкы, в прошлом году йиздыла в Егыпет. Так там шо – сыдыш цилый дэнь в гастинице… Хатела поехать на пирамиды, так надо доллары. И нема даже с кем поговорить. Тут, канеша, в Турции, благодать…».

«Вера, вы у нас молодец. Вы у нас самая  лучшая бабушка», — говорят девки.

«Та дэ ж я вам бабушка. Я – девочка», – говорит 75-летняя баба Вера, улыбается  и смотрит притворно глупыми  глазами вокруг, ожидая реакции.

Потому  что баба Вера – артистка.

«Девочка, девушка!» – поддакивают и радостно смеются 40-55-летние девки, отдыхающие на побережье Турции с/от мужей, намазанные кремом и уже пьяные от солнца и Раки.

Море  наползает на берег и теребит  камни у воды – у самой кромки они мелкие и бесформенные, похожи на рассыпанные и размельченные  зачем-то шарики M&M’s. Камушки прилипают к ногам и пахнут водорослями и рыбой, их можно цедить в ладонях как крупу и зарыв в них лодыжки смотреть, как накатывается на берег маленькая зеленая волна.

Баба  Вера сидит и задумчиво смотрит  на море. Камушки шуршат, как полы накрахмаленной юбки.

«Бабушка, хотите мороженного?», – спрашивает дочка-внучка одной из бабы Вериных  подруг.

«Какая я бабушка, ты шо нэ чула? Я – девочка. Мне 40 год – говорит баба Вера, а  потом добавляет – Канеша хочу морожена».

Баба  Вера загорела хорошо на море — солнце забралось в каждую складку старушечьего тела, и оно теперь двух оттенков: коричневого и совсем шоколадного, и только светлые с сединой курчавые волосы выдают в ней уроженку северного материка.

«Вера, идете сегодня на дискотеку?» –  спрашивает баба Нина из Москвы.

Огромная  бесформенная белокожая баба Нина не выдерживает никакой конкуренции  со спортивной бабой Верой, которая  «гасае по пляжу як пират».

«Иду, канеша иду. Якшо девкы возьмуть, то поеду», – задумчиво отвечает баба Вера.

Ее мысли  заняты сейчас фразой, которую обронила полчаса назад одна из новых подруг – москвичка, лет 47, отдыхающая тут с дочкой – известная пляжу тем, что ее подруга-латышка, этакая пакость, каждые полгода меняет машину и отдыхает на Карибах с мужиками.

«Где  вы видели, чтоб врачи  так зарабатывали? Ну ничего, оно ведь все как приходит, так и уходит…», – говорит подруга бабы Веры, и пляж молча соглашается, сотрясает дряблыми икрами ненавидя буржуйку-взяточницу латышку.

Так вот, полчаса назад она рассказала историю про еще одну свою подругу, которая вышла замуж на Кипр.

«Вон  он, Кипр!..» – показывает она прямо  в море, вперед, где барашки и  синяя рябь. Кипра никакого, понятно, не видно, но мы знаем, что действительно, в 100-200 километрах от побережья находится  прекрасный остров, разделенный, правда, границей пополам. Пол острова – турки, вторая половина – греки. И там, на этом острове, по утверждению Вериной подруги, почти нет женщин.

«Там  молодых женщин вообще нет. Мужики женятся  на 30-40 лет старше себя, я вам точно  говорю» — авторитетно заявляет подруга бабы Веры.

«Так  шо Вера, отдадим вас замуж на Кипр» – вступила в разговор толстуха-блондинка  «з Броваров», торгующая в Украине  турецкой кожей.

«Ой девкы, я й не знаю» – тихо и задумчиво  говорит баба Вера в синем вылинявшем от морской воды купальнике, – шо, неужели вабше женщин нема?».

«Практически» – говорит эксперт по бракоустройству.

Эта фраза  задела где-то внутри бабы Веры серебряные струнки. Она смотрит снова на море, и представляет себе сказочный остров Кипр, где турки и греки, смуглые и не очень, сидят на летних верандах и пьют чай из маленьких стаканов с блюдцами, которые тут называют «бардак».

Они пьют чай, и среди них сидит Он. Седой, загорелый, в темных очках и светлой тенниске, расстегнутой на 3 верхних пуговицы: «60 рокив було б харашо».

Он сидит, и смотрит, как и она, на море, где  у него маленькая двухмачтовая яхта в тихой бухте. И есть внуки, и  есть дом, и есть веранда и море, но женщины нет.

Солнце  медленно сворачивает с зенита, и  скоро спрячется за вершины деревянных гор. Баба Вера искупалась и уже высушила купальник, сидя на горячем топчане.

Вечером в баре возле пляжа будет дискотека. Молодые турки в белах штанах и с голыми торсами, русские бабы и несколько детей, еще не понимающих, что происходит. И музыка – непонятная, ритмичная, с чужим кострубатым языком. И шум моря, там, за узкой полоской камней.

Баба  Вера и девки уже сидят за большим столом – в центре бутылка Раки, которая, когда разбавляешь водой, становится молочного оттенка и отдает резким запахом аниса. Баба  Вера пляшет в центре круга, а рядом  пляшут загорелые турки, и она  поднимает руки и трясет головой  в такт музыке и притопывает ногой  по каменному полу террасы. Шар над  головой отбрасывает разноцветные блики на стол, где пьет турецкую водку баба Нина, и ее почему-то худышка дочь, а рядом сидит 10-летний, с не по-детски уголовной рожей, внук бабы Нины Илюша, и Алена и Наташа, и еще какая-то толстуха в красном платье с маленькой дочкой по имени Глафира.

«Вера, вы наш мотор!» — кричат бабы и  наливают разгоряченной танцами  старухе стакан полный молочной смеси —  «Вы у нас королева дискотеки!!».

«She’s a woman in a tight blue jeans…” — говорит Элвис из магнитофона.

«Вы, баба Вера, самая лучшая женщина на побережье!», – кричит гаишник Женя, отдыхающий на побережье с семьей.

«She’s a queen of all the teen’s..”

И тогда старуха выделывает свинг и shake-rattle and roll и безымянный, но быстрый и агрессивный турецкий рок, приправленный запахом анисовой водки. Баба Вера танцует, а турки улыбаются и скалят белые зубы, и вот уже ее подхватили, увлекли за руки в центр круга, и молодой развязный турок, сжав старуху за бедра, под шумное одобрение публики, с хохотом бросился танцевать дикий туземный твист.

*  *  *

Позади  осталось море и деревянные горы. Самолет  прошел через турбулентные потоки и  приземлился, слегка трясясь, в аэропорту  большого города у реки. Бабы втащили  в машины тюки с турецким трикотажем и кожей, который будут продавать  на базарах по европейским ценам. Девки едут по домам к мужикам и детям, спящим без простыней в знойных двухкомнатных клетушках.

Баба  Вера поставила сумку под кресло, продела ремень от сумки через  руку, а руку положила под голову. Поджав ноги под себя и уткнувшись лицом в рукав летней блузки, в зале ожидания аэропорта баба Вера спит, коротая часы до утреннего автобуса.

Старое  море, оставшееся навсегда в голове у старухи, привычно шуршит камушками  у побережья.

текст и фото: Алексей Бобровников