Выход в вечность через дырку от бублика
Они могли говорить: «всегда», «никогда», «невозможно», «необъяснимо», «бесполезно», и снова «никогда» и это НИЧЕГО не значило. А завтра наступали те самые «всегда», «невозможно» и «никогда»: можно было безответственно обещать что угодно. Им было необходимо врать о себе, о друг-друге, о мире, о прошлом и будущем.
Выборы в городе N
Центральная площадь. Трибуна и три кандидата.
Солнце. (Говорят, было жарко в тот день).
«Дай нам такого, чтоб не было смуты!
Такого, чтобы не мешал, мы уж как-нибудь сами собой...
Такого нам дай, чтобы с севера враг не пришел, ни с востока ни с юга.
Дай нам его! Этот выбор – за нами.
Мы так хотим, и хотели и будет хотеть» --...
Точка в городе G
Жители города G. хотели любви, больше чем жители любого другого города на земле. Уровень бракосочетаний, разводов и самоубийств тут превышал все адекватные статистики. Люди искали любовь, находили ее, но никак не могли удержать. Она, как вода просачивалась сквозь пальцы каждого гражданина города. Протекала во все дыры и трещины городских улиц. И никакие клятвы, обещания и...
«Професор Рама» (уривок)
Коли Амріта попустило, він закурив і вийшов на вулицю. Останній раз він бачив це місто на світанку. Тепер він був іншою людиною. На Сан-Франциско спадали приємні рожеві сутінки. Вдалині прогримотів трамвай. – Чувак, це не круто, – почув він за спиною. – Чувак, ти обригав мені весь диван. Амріт, не обертаючись, усміхнувся. Він знав тепер,...
«Никогда не видел Лондона»
Он был одет в черные кожаные штаны и практически лыс. Вася Абрамов вывалил ноги на стол и курил, корча сам себе страшные гримасы. Интересно, о чем он сейчас думает? У Абрамова небритое лицо с хитрыми глазами, выглядывающими из-под большого, морщинистого, как у мумии или шимпанзе, лба. Лоб он прикрыл разлапистой пятерней. Между указательным и средним...
Красавице, которая нюхала табак
Возможно ль, милая Климена,
Какая странная во вкусе перемена!..
Ты любишь обонять не утренний цветок,
А вредную траву зелену,
Искусством превращенну
В пушистый порошок!
Пускай уже седой профессор Геттингена,
На старой кафедре согнувшися дугой,
Вперив в латинщину глубокий разум свой,
Раскашлявшись, табак толченый