Боль в колене заставила меня сбросить скорость до первой и начать взбираться в гору с видом обезумевшей черепахи. Из-за этого проклятого колена я вынужден был время от времени останавливаться, укладывать велосипед на обочину, пить воду из ручья и рассматривать достопримечательности, довольно скудные на этом участке пути: несколько поваленных деревьев, изгиб реки и собирающиеся на горизонте тучи.

Сначала я планировал доехать до крепости Ананури, (одна из главных достопримечательностей на военно-грузинской дороге –трассе, соединяющей Тбилиси и Владикавказ), и устроить там маленький привал. С этой крепостью в XIX веке была связана одна забавная история. Местный эристав (правитель, титул которого соответствует герцогскому) осмелился похитить некую прекрасную путницу. Видимо, в доказательство своей полной победы над узницей, он вывесил над крепостной стеной ее красные шаровары… Вскорости он жестоко поплатился за эту выходку – над крепостью водрузили его собственную отрубленную голову…

Приближаясь к Ананури я уже представлял свой княжеский отдых: владелец сувенирной лавки приготовит кофе по-турецки, а я, развалясь на прогревшейся земле, буду рассматривать водохранилище и рябь на воде… И так несколько часов кряду, пока не спадет жара, чтобы потом, свежим и отдохнувшим, продолжить путешествие…

Утром, на равнине, ехать было прохладно и легко. Тревогу вызывали только время от время попадавшиеся на пути раздавленные колесами змеи и застывшие, оскалившиеся, с остекленевшими глазами, и уже начавшие разлагаться, трупы собак.

«Ночная», — подумал я, проезжая мимо одной из них, задержав дыхание.

Рой мух, который я отвлек от позднего завтрака, этого затянувшегося «petit dejeuner», на несколько секунд последовал за мной. Но обнаружив во мне явные признаки жизни, мухи возвращались к столу.

Мертвые змеи встречались чаще — чуть ли не каждый километр. Я плохо разбираюсь в рептилиях и, как и большая часть человечества, панически боюсь любых представителей чуждых мне классов.

С началом подьема к Жинвальскому водохранилищу, где-то в районе сел Бодорна и Душети, раздавленные змеи перестали попадаться. Сменилась климатическая зона: из степной равнины я добрался до предгорий Кавказского хребта.

Вот здесь-то и началась эта треклятая боль в колене. Стало ясно –добраться до крепости к обеду не удасться.

Заставив себя проделать еще несколько километров в гору, я обнаружил по левую руку мощеный камнем подъезд.

Это был постоялый двор, каких много в этих краях – несколько комнат в пристройках для гостей, и маленький ресторанчик на открытой площадке.

По вымощенной речными камнями площадке я доковылял до навеса, прислонил велосипед к стене, заказал кофе и грушевый лимонад.

Туча, давно собиравшаяся на севере, заволокла небо. Двор был полон школьников, которых везли на экскурсию. Дети играли в салки в ожидании обеда.

Вдруг хлынул дождь. Группе не хватило бы места под навесом, и детвора ринулась к автобусу. Через несколько минут к ним присоединилась учительница: перепрыгивая через мгновенно собравшиеся лужи, она несла в руках накрытое дождевиком дымящееся блюдо с хинкали; сама промокнув до нитки, женщина спасала яства, приготовленные для детей.

Автобус с тбилисскими школьниками умчался, оставив меня одного.

Я втащил велосипед на веранду дома и снял с багажника баулы со скарбом.

Пожилая, но крепкая, с твердым взглядом, женщина, приняла заказ.

Дождь зарядил надолго, и я решил в этот вечер дать покой ногам.

Через несколько минут ко мне подошел пожилой человек с грустным лицом.

Заметив, что я сижу в странной позе, напоминающей карикатурно изображенного на отечественных картинах шведского короля Карла XII во время битвы под Полтавой, старик предложил мне помощь.

Я сообщил ему о проблемах с коленом, и тот, лукаво подмигивая, удалился в маленький чулан, чтобы вернуться оттуда с сосудом, содержащим панацею.

«Это – внутреннее» — уточнил старик.

Я приблизил нос к свинченной пробке.

Пахло крепкой, двойной очистки чачей — добротной, но как-то чересчур по-советски выхолощенной. Это была уже, строго говоря не чача, а доведенная до состояния почти идеально очищенного спирта горючая жидкость. Спирт не имеет вкуса, потому эту водку, при всех ее достоинствах, нельзя было назвать произведением гастрономического искусства.

Через минуту, зайдя в дом, хозяин вернулся с еще одним небольшим сосудом.

«А вот это уже – наружное» — сказал он, протянув мне пузерек. Старик велел натереть его содержимым колено, сделать компресс и постараться не шевелиться до утра. К тому моменту я уже смирился с мыслью, что останусь здесь до завтра.

Мы пожали руки.

«Альберт Местиашвили» — представился старик.

Это было очень странное имя. Ухо резало не столько первое – Альберт, (хотя и оно встречается здесь редко) – куда более странно звучала фамилия.

Последняя указывала, что ее носитель родом из Сванетии, но означала и то, что этот человек имеет веские причины не раскрывать свое настоящее имя.

«Местиашвили» дословно значит «сын Местии» — так называется столица страны сванов. В то же время исконно сванские фамилии заканчиваются на «ани» или «иани» и никогда не строятся на основе топонимов.

Итак, сидевший передо мной «сын Местии» скрывал кто он есть на самом деле.

Второй странностью было то, что старик говорил без акцента.

Стоило мне подумать об этом, как Альберт, улыбнувшись, произнес: «Я говорю без акцента, потому что я – бывший офицер КГБ».

Взглянув на него, и представив этого старого гэбиста в военной форме, я понял, что ни за что не догадался бы, откуда он родом.

Грузин ли он, украинец или житель Поволжья? Среднего роста, без всяческих примет: очень серая, неприметная внешность.

Мне хотелось подружиться с Альбертом и я решил не юлить.

«Я не люблю Советский Союз, Альберт. И ГБ не люблю. Но я уважаю людей, которые профессионально выполяют свою работу» — сказал я ему.

Мы обедали и выпивали, ведя беседу двух сельских джентьменов: об охоте, урожае и туристах.

О себе Альберт рассказал, что был офицером контразведки, ответственным за подготовку персонала.

Когда сосуд на столе опустел, хозяин вновь направился в сторону чулана, жестом пригласив меня пройти за собой.

В маленьком сарайчике находился целый склад бочек, бочечек и боченков. Этого запаса хватило бы, чтобы вылечить всех участников велогонки Тур де Франс, случись им всем разом потянуть связки и остановится на привал в этом хозяйстве.

«Вот это – мое!» — любовно сказал хозяин — «И никто никогда не заставит меня…» — тут он запнулся, опасаясь сболтнуть лишнее.

Старый чекист на секунду потерял бдительность, а я сделал вид, что ничего не услышал.

В этот момент стало понятно, что в грузинском доме, как и во всяком другом доме на планете, главенствует женщина. Я тут же вспомнил крупную, с твердой походкой и загорелыми руками особу, подававшую на стол.

«Вот оно, что» – подумал я – «значит, вот кто выполняет функции «особого отдела» в доме этого чекиста».

Вернувшись за стол, мы говорили больше часа и старик успел похвастаться своими охотничьими угодьями (еще во времена Шеварднадзе он получил право охотится на территориях, простирающихся чуть ли не до самой российской границы).

Тогда я предложил тост за его фамилию.

«За Местиашвили! За вашу древнюю семью!» — воскликнул я.

Дед улыбнулся одними уголками глаз.

«Местиашвили – получается вы – из Местии?» — уточнил я – «Значит вы – сван?»

«Мой дед был сваном» — задумчиво ответил старик – «Но он сменил фамилию. По семейным обстоятельствам».

«А что за обстоятельства?» — невозмутимо спросил я.

И тут же, понимая, что игра в детективов неуместна и старик расскажет только то, что сам захочет рассказать, добавил: «месть?»

«Сваны теплый народ – но злой народ» — после паузы ответил Альберт — «Вот прошло уже два века – а они все еще могут взять кровь».

Тут необходимо провести короткий историко-географический экскурс. Сванетия – самая северная провинция Грузии, граничащая с Кабардино-Балкарией. Она известна обычаем вендетты, похожим на сицилийский и традиционными башнями. Когда-то в этих башнях целые семьи месяцами прятались от соседей, чтобы избежать «платы за кровь»…

Те же, кто не могли больше держать оборону, спускались с гор, чтобы никогда больше не возвращаться в родные края.

В языке сванов слово «вендетта» звучит как «лицври». Но «лицври» означает понятие. Куда более популярно выражение «взять кровь», означающее сам процесс, в котором одна семья «сравняла счет» в вендетте.

Современные горцы уже не помнят, откуда пошла традиция «вендетты». Некоторые историки полагают, что в ее основе лежит культ волка.

Именно у волка, царя всех зверей, чующего добычу через горный хребет; волка, мстящего за своих собратьев и верного стае, древние сваны просили заступничества и помощи.

Этнограф Вера Бардавелидзе пишет, что волков здесь считали животными мистическими и относились к ним, как к братьям. Горцы с древности верили, что сородичи убитого зверя жестоко мстят убийцам и всей их семье.

Убийство волка было для свана табу.

«Случайно нарушивший табу — пишет Бардавелидзе — становился перед убитым зверем и с непокрытой головой приносил ему извинения, уверяя, что ошибся, не признал волка, ибо не мог же он захотеть убить его, подобно тому, как не смог бы он этого пожелать в отношении родного брата».

После принятия христианства культ волка был заменен культом святого Георгия.

Считается, что само название страны происходит от имени этого святого.

Грузия – Джоржия – Георгия… Лингвистически все выглядит логично. Но есть одна увлекательная деталь: слово «горг» на старо-персидском означает «волк», а «слан» — голова.

Вахтанг Горгасали – царь, построивший Тбилиси — носил на своем шлеме голову волка.

Спустя сотни лет тотем сванов уступил место лику святого.

Но лицо иконы или оскал тотема – это всего лишь маска. Горное племя осталось таким же, что и сотни лет назад…

Я ехал в Грузию не ради сванов, но в каждой вылазке по стране  натыкался на оставленные кем-то из них следы: дырки от пуль или белые пятна в биографиях.

В какой-то момент это стало для меня своеобразным спортом, — я стал отслеживать в судьбах встретившихся мне случайно людей общие «следы крови»…

В тот вечер, остановившись на ночлег в предгорьях Казбека – в противоположном от Сванетии конце страны – я слушал рассказ бывшего свана о своей семье.

«Да, мы были сваны, но наш дед или прадед убил человека. И тогда он взял семью и ушел в Кахетию».

Из-за чего произошла ссора Альберт не знал, или не захотел рассказать.

Мы допили остававшуюся в бутылке чачу – за счастливое спасение его родных.

Потом хозяин снова кивнул в сторону своего маленького чулана.

Я покачал головой.

«Знаете, я прочитал когда-то в журнале очень мудрую вещь. Один человек сказал: «стоит мне расстегнуть еще одну пуговицу – и ад вырвется из меня наружу». Так что не стоит нам идти за второй, ей-богу не стоит. Не в этот раз…»

Дед рассмеялся. Он смеялся долго и тихо, почти беззвучно; совсем не так, как смеются обычные грузины. От смеха он только вздрагивал всем телом и еще в глазах у него появился смешливый прищур.

«Иначе ад вырвется из тебя наружу…» — повторил дед. – «Хорошо. Очень хорошо сказал… Но все–таки если ты захочешь еще стаканчик» – тут он снова кивнул в сторону чулана – «не стесняйся, скажи мне, хорошо?»

Дед посмотрел на меня печально; так, как будто от моего слова зависело то, будет ли счастлив сегодня старый чекист и сможет ли он уснуть…

Тогда я снова вспомнил о его жене… Как же много решает здесь эта женщина, если для того, чтобы выпить чачи, хозяину необходимо законное основание – гость, которого непременно нужно угостить…

«Конечно, дорогой хозяин. Если почувствую, что нужно – обязательно скажу!»

На следующий день я отправился в дорогу, почти не чувствуя боли в колене.

Покинув дом чекиста и выпив кофе у подножия форта Ананури, я отправился дальше, в направлении грузино-российской границы.

Куда я направлялся в тот день и какова была цель той поездки – тема отдельного очерка.

Но следующая вылазка по стране была запланирована как раз в Сванетию. Там я решил во что бы то ни стало отыскать историю вендетты, оба участника которой согласились бы рассказать свою часть правды…

Как писал Александр Дюма, самый долгий, но и самый приятный путь разыскать женщину лежит через будуар другой женщины.

Я ищу истории о Сванетии в самом, казалось, непригодном для этого месте… Но это так только на первый взгляд.

…

текст и фото: Алексей Бобровников

(продолжение читайте в январском номере украинского Esquire)