Босс этого салуна на Третьей авеню любит говорить, что лучше бы сухой закон никто не отменял, потому что если взвесить все «за» и «против», так лучше уже торговать из под полы выпивкой в сухой закон чем содержать этот проходной двор в наши дни. Не то, чтобы он не любил посетителей. Те тратят деньги, чего уж там. Но во времена сухого закона можно было фильтровать публику, атмосфера была более домашней и не было этой толпы, как теперь. Как-то раз таксист Джонни, когда обсуждали какое-то из популярных заведений, одной лишь фразой попал прямо в яблочко: «Туда больше никто не ходит. Там ведь теперь полно народу».
С одной стороны, те вечера, когда бар почти пуст и ничего особенного не происходит – самые лучшие вечера, какие только можно себе представить. Тогда разговор интереснее, нету всей этой катавасии из музыкального автомата, нет галдежа, когда все разговаривают одновременно и ни о чем, что ни владельцу ни завсегдатаям совершенно не интересно. Если не брать в расчет деньги, подобные вечера в принципе никому не нужны.
Однажды по-утру, где-то после половины второго, заведение выглядело как в старые добрые времена «сухого закона». В зале всего несколько человек, заглянуло пару непостоянных клиентов из тех, с кем босс знаком и против кого ничего не имеет.
Первым пришел Джек Джи. Босс как раз пил чай. У него к чаю был старушечий подход — то и дело залипал в углу бара с горячей чашкой. Джек Джи – его любимчик. Джек – китаец весом с перьинку, но он из тех ребят, что легко до сотни доживают. Каждую полночь Джек начинал свой маршрут от Пелл стрит или Дойерз и поднимался по Третьей авеню, торгуя маленькими деревянными статуетками, которые миллионами завозят из Китая. Он продает их пьяницам в салунах, а к трем-четырем утра заглядывает со своим скарбом в пару ночных клубов, заканчивая маршрут.
Босс предложил Джеку чашку чая, ведь Джек для него — всегда желанный гость. Босс никак не возьмет в толк, как можно быть таким щуплым, но несмотря на это каждую ночь преодолевать один и тот же путь вверх и вниз по Третьей авеню. В самую холодную ночь Джека можно увидеть без пальто, замотанным в тонкий дождевик и с сигаретой, как будто приклееной к нижней губе. В тот вечер Джек поставил сумку со статуетками и уселся пить чай с боссом. Главная тема для разговора – как трудно говорить на китайском.
Чтоб вы знали – босс родом из Дублина и не имеет ни малейшего представления о том, как разговаривать на китайском, но, как и по многим другим вопросам, у него есть свои соображения на этот счет. Нет смысла рассказывать о том, как разговаривает Джек, но боссу он объяснял это так: одно и то же слово на китайском может означать сразу две вещи. Все дело в том, как его произнести: высоко и пискливо или низко и протяжно.
Джек говорит, что «луу», если произнести низким голосом, означает «рот», а если высоким, — это уже «троллейбус».
«Боже мой!» — восклицает босс, пока они с Джеком сидят друг напротив друга за стойкой бара. «Боже мой, Джек! Одно и то же слово означает «рот» и «троллейбус»?
Джек подтверждает это, а потом еще усложняет вопрос. Он говорит боссу, что если китаец говорит «пи-луу» низко и протяжно, это означет «птица», а если вымолвит то же самое высоким голосом, получается «войдите!»
«О боже мой!» — произносит босс, глотнув чаю — «Одно и то же слово, Джек, означает «войдите» и «птица»? Одно и то же слово означает «рот» и «троллейбус»? Ну тогда этим ребятам, Джек, если они когда-нибудь захотят чего-то добиться, придется как-то разрулить эту ситуацию!»
Услышав это Джек смеется, потому что, как любит говорить босс, китайцы –знатные любители поржать. Они будут смеяться даже если стрелять в них. Дело в том, что босс (и это не очень порадует японцев) считает так: япошки – те просто гримасничают без всякой искренности, а вот китайцы смеются от души. Они, по его мнению, потрясающие ребята.
Допивая чай, Джек с боссом бросили уроки китайского, как совершенно безнадежную затею. В эту самую минуту на пороге появился никто иной, как художник по кислому пиву, зашедший забрать свой рождественский гонорар (дело было в середине февраля). Художник по кислому пиву по-своему очень интересный персонаж. В этом районе есть традиция за пару недель до рождества писать на зеркалах за барной стойкой «С Новым Годом и Счастливого Рождества!» Художник по кислому пиву как раз и наносит эту надпись на стекле. Он делает это с помощью остатков прокисшего пива, которое специально хранится в салуне для этой цели. Если по стеклянной поверхности рисовать прокисшим пивом, буквы начинают сверкать и переливаться, как кристаллы. Кто угодно может сделать это – был бы материал – но художник по кислому пиву делает надписи с особыми загогулинами, а по традиции все должно делаться именно так. За работу ему платят два бакса с полтиной, но художник – парень дальновидный. Он знает, что к рождеству все пропьет и попадет впросак, так что в некоторых местах он не забирает гонорар сразу, а приходит за ним после праздников, когда проглодается и окажется без гроша.
Вот почему он заглянул за деньгами в один из этих вечеров, и конечно ему были рады. Оказалось, что в новогоднюю ночь он попал за решетку из-за какой-то драки на острове, и вот он тут – трезвый и голодный. Босс отдал ему бабло, а еще налил немного супа, угостил сендвичем с ростбифом, и художник по кислому пиву ушел, сказав на прощание: «Спасибо, Тим! Увидимся на рождество».
И все так и будет: в следующий раз, когда он появится на горизонте, наступит то самое время, когда пришла пора рисовать на зеркале эти загогулины. В каком-то смысле, художник по кислому пиву – человек необычный. Но именно такие люди приходят в бар тихими вечерами, когда там ничего не происходит.
Приход пивного художника на несколько минут вернул в салун праздничное настроение, и босс начал толкать рождественскую речь.
«Хорошо, что это закончилось. Все эти корпоративные вечеринки под рождество уже начинали действовать мне на нервы» — сказал он. «Я к тому, что эта возня с офисными пьянками не дает покоя. Каждый год кто-то обязательно зайдет слишком далеко и начнет зауськивать перед своим боссом, может, какая-то девчонка полезет к нему целоваться, а потом будет думать весь год, не перегнула ли она палку. Но уже все, баста. Рождество прошло. Я вот припоминаю, как-то раз на Рождество можно было вообще всем этим не заморачиваться. Я поехал тогда в поезде проведать племянника — он в семинарии учится где-то в глубинке. Дело было как раз в Сочельник. У меня в жизни главный геморрой – это когда к одному пьяному, который начинает что-то вытворять, тут же присоединяется второй, ничем не лучше, который говорит, что он с ним разберется.
Тысячу раз уже такое было, когда чудак начинает раздражать других клиентов, бодаться с ними или еще что-то в этом духе, — и только ты решаешь что-то сделать с ним, выкинуть его, например, как в эту минуту, чтоб ты не сомневался, находится еще один, чуть не такой вгашенный, который скажет: «Дай-ка я разберусь с ним! Я счас этого дурака угомоню!» В этом весь ужас, потому что вместо одного пьяного у тебя на руках уже двое!
И вот в поезде появляется этот чудак с кучей барахла в руках, и пальто на нем надето в один рукав. Только он вошел, я аж вжался в кресло! Думаю: «слава те Господи, я сейчас не на работе, и мне дела нет до всей этой пьянки. А он тут же запел «Тихая ночь» и стал подначивать парня, который сидел рядом, мол, давай вместе споем, а потом начал злиться, видите ли тот не захотел петь с ним «Тихую ночь».
Потом он начал пересаживаться с места на место, как эти пьяницы делают в баре, когда доходят до такой кондиции. Через минуту он уже распаковывал свои вещи и стал показывать подарки девочке, которая сидела там же. Хорошая, приличная девочка. И подвывает слова этой «Тихой ночи» всю дорогу. Ох и вечерок. А ты знаешь, как в поездах это происходит? Кондуктор тебя не будет ссаживать, если есть хоть какой-то шанс разобраться самому. У них есть такое правило, что кондуктор должен дождаться прихода ментов. Иначе пассажиры, которых ссадили, железную дорогу потом судами замучают.
И вот, что ты думаешь, появляется, как по сценарию, второй выпивоха. «Дай-ка я разберусь с ним!» — говорит он кондуктору. Слово в слово то же, что должен говорить второй пьяный в такой ситуации. «Нет» — отвечает кондуктор. Но это не работает. Второй хватает первого, а к тому моменту мы подьезжаем к 125 улице. И, конечно же, там нет ни одного мента – видимо местный коп уже празднует рождество где-то вдалеке от станции. Первый пьяный начинает собираться на выход, второй лежит на нем, все эти пакунки наполовину еще в вагоне, пальто вообще непонятно где, а поезд трогается с места. И я возблагодарил Бога, что вот тут в вагоне двое пьяных, а мне до них дела нет. У меня ведь часто это случалось в таком же точно ассортименте: даже «Тихую ночь» они пели под Рождество».
Да, речь к Рождеству у босса получилась хоть куда. Вроде бы ничего особенного, но он завелся, вспоминая обо всем этом – а вечер был в самый раз для таких воспоминаний. Один из тех самых вечеров, когда ничего особенного не происходит.
Был, все же, момент: Эдди Кленкарти на другом конце стойки, который выпивал там, по своему обыкновению, один, попытался начать спор. Он требовал выпить, прерывая рождественский спич босса. Люди стараются держаться подальше от Эдди. Склочный он. Приехал сюда еще молокососом, и так ни с кем и не подружился, потому что все норовил выяснять отношения. Слова нельзя сказать, чтобы Эдди Кленкарти не вставил свои пять копеек.
«Ну что, бездельники. А в армию вас не пора отправлять?» — закричал Едди, обращаясь к нескольким посетителям. «Почему бы вам в вооруженные силы не записаться, а?»
Один из них шепнул боссу, так, чтобы Кленкарти не слышал: «Почему бы вам не выдворить его, он вечно начинает тут бузить?»
«А, оставь его» — ответил босс. «Его завтра призывают на фронт». Он отошел, чтобы поставить Едди выпивку, и быстро ретировался к своим.
Дело было к четырем часа утра. Самое время переворачивать стулья, расставлять их по столам, и закрывать лавочку.
«Зайдем к Бикфорду и сьедим какой-то яичницы, после того, как я закрою заведение» — сказал босс нескольким посетителям так, чтобы Кленкарти не услышал.
Босс любил заканчивать вечер в Бикфорде, сьедая яичницу и допивая свою дозу чая. Прежде чем пойти домой, он всегда прочитывал некрологи в «Трибьюн» и просматривал заголовки в «Миррор».
«О чем вы, чуваки?» — громко сказал Кленкарти. Но никто не ответил.
«Допивай, Едди, мы закрываемся» — сказал босс. Эдди еще немного побурчал, но опустошил свой стакан.
Через пару минут они были уже на тротуаре. Несколько ребят стояли небольшой группкой, пока босс закрывал дверь. Кленкарти крыл матом — ничего в отдельности; так, в целом. И пошел куда-то один.
«Оставьте его» — сказал босс, хотя в этом не было нужды: никто не собирался останавливать этого драчуна. Босс вместе с ребятами пошли в Бикфорд, а Кленкарти отправился восвояси.
Босс посмотрел ему в спину и сказал: «Вот дела. А ведь нехорошо получилось. Только сейчас об этом подумал. Этот парень завтра идет на фронт, а до меня только сейчас дошло, что с ним творится. Бедняге ведь даже не с кем выпить на прощание».
текст: Джон МакНалти
перевод: Чтиво.орг
фотография Мориса Енджела
на фото — автор, и владелец забегаловки «у Тима» на Третьей авеню
