— Убийца! Чудовище!

Пожилой маэстро выхватил у Поля скрипку, размахнулся и, замерев, покосился на распахнутые оконные створки.

Поль молчал. С подоконника вспорхнул перепуганный голубь. Бесшумно качнулись ветви старой липы за окном. Вдалеке, напоминая, что музыканты не одни в городе звякнул трамвай, и скрипка еле слышно вторила ему, словно издавая последний аккорд.

Но до варварства на этот раз не дошло. Передумав, Шарль бессильно махнул инструментом, ударил им случайно себя по колену и на том остановился.

В течение последующей паузы учитель пытался пересилить боль в ноге и выдохнуть, а ученик стоял, перебирая пальцами швы на брюках. Он раздумывал, просить ли попробовать еще раз, или все же не стоит. При этом, серые глаза Поля расширились, как будто изумляясь собственной ширине, а большие губы с продолжающейся даже в уголках рта розовой каймой, осторожно поджались.

Наконец, Шарль выпрямился, и направил на него смычок.

— Знаешь, а вообще было неплохо.

Поль облегченно моргнул и улыбнулся.

— Только там, где ты переходишь из одной тональности в другую… — Учитель уже расхаживал по комнате, поднимая и опуская смычок, словно шпагу на военном параде.

Он был в махровом халате неопределенного цвета, надетом поверх парусиновой пижамы. Лысую макушку и оттопыренные уши, которые могли показаться смешными, оттеняли строгие, идеально подстриженные усы и крупный нос с горбинкой. Шарль говорил медленно, увлекаясь бархатным звучанием собственного голоса и часто поднимаясь на последнем слоге на октаву вверх.

Выслушав до конца поток точных замечаний, Поль вздохнул, и зло уставился на ботинки.

— Что же. – Переборов раздражение, Шарль остановился и оперся на стол. — Не думать об успехе тяжело. Но! — Маэстро поднял смычок. — Работать с мыслью «когда же, наконец?!» — тоже нельзя. Это как… — он подбирал сравнение, — как….

Юноша уже с интересом выкатил зрачки на учителя.

— Как жарить без масла!

Смычок мелькнул над черной скатертью и лежащий на ней апельсин развалился напополам.

— Снизу начинает прилипать, а внутри, на поверку, все сырое.

— А масло?..

— …Это нечто гораздо более жидкое, чем убитые силы и средства. Масло — это идеалы!

Маэстро улыбнулся, очевидно, в очередной раз не к месту вспомнив что-то непристойное.

— Но у меня есть идеал! Я хочу играть как вы: чтобы все зачаровывало. Даже ошибки!

— Играть что? — Улыбка Шарля моментально зажила. — Ноктюрны уже по двести лет как мертвых недоучек? Затасканные вальсы?

— Ну почему?

— А почему нет? — Маэстро плеснул воды из графина в стакан и осушил его.

— Что-то свое…

Поль еще не знал, что именно вложил в эти слова. Но проницательному Шарлю такой ответ пришелся по душе.

— О! Это уже лучше. — Он вытер усы фиолетовым платком.

— Гораздо лучше!

Шарль, величайший из живых мастер игры на скрипке не подпускал к себе учеников на пушечный выстрел. Поль был единственным наследником его славы, секретов и нотных записей. А также первым, кто переступил порог Шарля дважды.

Он и в правду обладал недюжинным талантом и терпением. Не смотря на принадлежность к высшей лиге скрипачей, обусловленную хотя бы рукопожатиями с Шарлем, Поль не был снобом и не предпринимал усилий по сдваиванию буквы «н». Это был застенчивый молодой человек, вооруженный чистыми помыслами. Он отдавал музыке сполна все, что способен был давать, что налицо, что было, без остатка, сколько есть; целое, целиком.

Уроки проходили всегда в гостиной просторной квартиры маэстро на улице П., откуда оба затапливали соседей талантом как минимум трижды в неделю. Но именно этим уроком закончились учения, и начался настоящий бой.

Глава 1

Это случилось в кафе на Монмартре. Стоял жаркий летний день. Еще утром солнце с ног до головы забрызгало Поля рассветом – он проснулся и не мог заставить себя лежать ни минуты. После утреннего туалета и завтрака, состоявшего из двух яиц всмятку и круасана, он выскочил из дому. Нечто необъяснимое влекло Поля прочь. Загадочное предчувствие заставляло шагать и шагать – не зная точного маршрута, который, конечно же, был заранее предначертан Полю судьбой, какое-то время он просто утаптывал брусчатку.

Мимо него проносились парусные трамваи, открытые, с фальшбортами. Дирижабли с большими, но удивительно тихо работающими пропеллерами летали так низко, что лишь чудом не задевали крыши домов.

Когда музыкант шел уже по Монмартру, его глазам неожиданно предстала такая картина. Толстый мим отобрал у проходящего рядом ребенка воздушный шар и принялся убегать кругами. Малыш с криками погнался следом. На очередном вираже они сбили с ног торговца жареными каштанами, а тот решил, что на него напал художник, сидящий неподалеку с мольбертом, и полез в драку. Послышался полицейский свисток, прохожие засуетились. Мальчишка в это время швырял в мима рассыпавшиеся на земле каштаны и, чтобы не попасть под обстрел, а тем более, под нелегкую руку торговца, Поль заскочил на летнюю площадку первого попавшегося кафе. Тем временем уже прискакал полицейский – гарцуя на коне, он фехтовал с художником. Первый был вооружен жезлом, второй – кистью с беличьей шерстью на конце, и оба разошлись не на шутку.

Взволнованный происходящим Поль заказал охлажденный «Моэ Шандон» и фрукты. Ощутив себя, наконец, в безопасности, он с облегчением вздохнул.

Кафе было устроено таким образом, что летнюю площадку от зала отделяла прозрачная витрина. И, тем не менее, сидя за столиком на улице вполоборота, в ней получалось разглядеть лишь отражение происходящего снаружи – так падал солнечный свет. Полю это показалось удобным – не желая пялиться на дуэлянтов, уподобляясь уличному зеваке, он все же хотел досмотреть поединок до конца и не отводил от стекла глаз.

Конь, разрисованный как фигура на детской карусели (перед каждым выпадом, художник успевал макнуть кисть наугад в палитру) встал на дыбы, всадник свалился в толпу, мим, наевшийся каштанов, лопнул злополучный шар … и тут, случилось непредвиденное!

Ровно напротив того места витрины, где Поль сосредоточил все свое внимание, прошел некто в сером. Темный силуэт остановил собой игру света и в одно мгновение вместо разрисованного коня и мима, перед глазами Поля возникла она!

Единица случайного скопления идеалов. Жемчужина со дна океана грез. Она сидела прямо напротив музыканта – на расстоянии вытянутой руки с растопыренными пальцами.

Каждая деталь ее показалась Полю комплиментом женской красоте. Чуть вздернутая верхняя губа таким удивительным образом приподнималась над нижней, что нельзя было представить любого другого совпадения черт, которое так же полно демонстрировало бы чувственность. Тонкий носик был украшен драматичными ноздрями, что усиливало вышеописанное впечатление. А в огромных синих глазах, глубоких, как тоннель метро, Поля едва не сбил поезд, хотя он и заглянул туда всего на одну секунду. Потом некто в сером отошел в сторону, и мираж исчез. На месте коралловых губ и ручьистых локонов цвета прибрежного песка, оказался опять конь, продавец каштанов с палитрой в руках и художник, оседлавший мима.

Понимая, что все это время, а прошло не меньше десяти минут, он смотрел прямо в глаза незнакомой красотке, сидящей за столиком в зале, Поль смущенно отвернулся. При этом его сердце забилось так бешено, что из бокала на скатерть расплескался почти весь напиток. «Что же делать?» — Судорожно думал Поль. Но в это время как раз подошел официант.

Он бесстрастно вытер скатерть салфеткой, заново наполнил бокал, смахнул с кусочка дыни пчелу, и протянул музыканту небольшую бумажку.

— Я просил счет? – Поль допускал, что мог его просить и потом забыть.

— Нет-нет, мсье. – Гарсон подался немного вперед и продолжил полушепотом. – Это совсем не чек. Это записка от мадемуазель.

Даже не переспрашивая, от какой именно мадемуазель, Поль поблагодарил официанта и схватил записку. Разворачивая тонкую бумагу, пахнущую цветом вишни, он попытался создать видимость спокойствия но, прочтя, потерял рассудок напрочь. «У вас очень выразительные белки» – сообщала мадемуазель, и в неожиданном приступе ясности Поль бросился целовать ей руку. Впрочем, о стекле он забыл и потому больно об него ударился. Ах, как некстати на его пути встала бездушная витрина!

…

(а вот и продолжение)

текст: Матвей Никитин