Женщина не собиралась в тот вечер портить никому настроение. Сегодня она хотела быть тихой и смирной. Хотя бы сегодня…

Иногда такие женщины просят у самих себя выходной. Вот и она, пока ехала в машине, думала: «Я не буду строптивой, я не буду его мучить, я не буду трудной. Я не смогу притворяться, что я другая… но я смогу вести себя тихо настолько, чтобы не ломать ему кайф… Не ломать ему кайф, не ломать ему жизнь… Сегодня я просто буду тихой».

Ей стало спокойно от этой мысли, и ведя машину по дороге, на которую плавно ложились крупные белые снежинки, женщина улыбалась.

Снег… Впервые в этом году выпавший снег не таял, так что улицы, машины и деревья постепенно укрывались белым.

Женщина спокойно поворачивала руль, в движениях ее рук не было присущей им нервозности; она чувствовала, что управляет машиной легко, не прикладывая усилий. Если бы какой-нибудь прохожий мог видеть не только авто, движущееся по заснеженной улице, но воспринимать картину в нескольких измерениях (прогнувшиеся под снегом ветви деревьев, женщину, сидевшую за рулем; чувство покоя, заполнившее ее и улыбку, скользившую по строгому лицу) он завороженно проводил бы их взглядом. Красивая женщина. Красивый ракурс…

Она это видит и ей хотелось, чтобы все было в фокусе.

Красота – в фокусе… Женщина – в фокусе. Красота!..

Ее мужчины пили виски. День благодарения отмечался с чаем, нежной пахлавой, мармеладом и обволакивающей музыкой в маленьком уютном офисе, похожем на ночной клуб. На стенах странные, очень витиеватые иллюстрации к Станиславу Лему, какой-то авангард с разноцветными линиями и причудливыми геометрическими формами и, конечно же, Боб Марли…

Настроение диванное – лаунж… На полу и стенах – игра света и тени от трепещущих на сквозняке гардин, сквозь которые просматривалась улица, посыпанная твердым, еще не тающим снегом.

В музыку, доносившуюся из динамиков, вплелось несколько тактов вальса…

Рас-с, два-три, рас-с, два-три…

Фортепьяно неожиданно вышло на первый план; как в старые добрые времена ему дали соло… Дали, правда, совсем чуть-чуть, не отнимая хлеб у ди-джея, вскоре ввинтившего дорогую, клубную коду.

И вновь все те, кто на секунду отвлеклись, обеспокоенные звуками вальса, вернулись к своему обычному состоянию.

Тшшш… все также, мы все там же…

Лаунжжжжж…

Еще не улеглось легкое смятение, вызванное непривычными звуками пианино, как гость, приехавший вчера с Кавказа, сказал другому, сидевшему рядом на диване:

«Ты знаешь, что по-грузински слово рай напоминает пирамиду, объемный треугольник?»

Тот посмотрел на него в недоумении.

«Рай по-грузински – самотхе, состоит из двух слов – три, четыре. «Сам» – три, «отхе» – четыре! «Самотхе»…

«Да ты что!!!» – воскликнул его собеседник. – Три-четыре! Это значит – рай!? Ого…»

«Да  – отвечал гость, довольный, что его рассказ пришелся ко двору – Я, хоть и вырос в Грузии, тоже в детстве не задумывался над этим, пока не попал на лекцию, где профессор рассказывал про какие-то элементы, которые должны сложиться, чтобы реакция произошла… Этот профессор рисовал на доске схему и вдруг произнес «Сам… Отхе. Три, четыре…». И тогда я понял, что слово рай состоит из этих двух слов… Понимаешь?»

«Да!» – восторгался собеседник, как будто только что стал свидетелем мистического откровения.

И дальше они говорили о пирамиде, похожей на треугольник, и стоящей на четырехгранном фундаменте; о жрецах, фараонах и, конечно, индийской «Самадхи» – восьмой ступени просветления, предшествующей нирване. Фортепьяно больше не врывалось в разговор. Теперь ди-джей, словно сквозь гигантскую лупу, рассматривал какой-то особенно понравившийся ему даже не пассаж – единственный звук…

Черно-белый Боб Марли со стены наблюдал за всем этим спокойно, немного грустно.

Компания в клубе была разношерстная. Объединяло их лишь то, что многие из них в юности играли в хоккей за один из клубов молодежной лиги, а теперь, спустя десять лет, вернувшись после институтов и не слишком удачных карьер в Москве, обосновались в родном городе, проводя все пятницы и праздники в офисе, принадлежавшем бывшему капитану команды. Здесь они наслаждались ощущением, приходившим из прошлого вместе со звуками музыки, напоминавшими о дыме, сладкой воде и воздухе, которым они дышали в молодости.

Хозяин, сидевший вместе с одной из групп, время от времени поглядывал сквозь приоткрытые гардины на заснеженную улицу.

На часах была половина третьего ночи.

«Где Нина… Черт побери, где Нина?» – бормотал он себе под нос.

Это была его вечеринка; люди, собравшиеся здесь, были объединены одним – все они пришли к нему. Что еще нужно, чтобы быть хозяином?

Но Нина задерживалась, а в ее отсутствие все прочее теряло смысл.

Прошло полчаса с момента, когда они говорили по телефону, и она сказала: «выезжаю».

Уже полчаса. А ехать сюда – от силы пятнадцать минут…

«Нина, где Нина?» – думал хозяин, приоткрыв гардины и выглядывая на улицу.

«А где, кстати, Нина?» – раздался громкий голос у него за спиной. Вопрос был задан именно так, как и прозвучал: небрежно.

«Хорошо ему» – подумал хозяин – «он может говорить о Нине «кстати».

«Я не знаю» – ответил хозяин (звали его Сергеем), делая вид, что отнюдь не этот вопрос занимал сейчас все его мысли. – «Не знаю… Едет…»

«Скажи ей, чтоб купила бутылку коньяку по дороге!» – Отозвался гость, перекрикивая нагнетаемую ди-джеем коду.

Коньяк закончился, а компания хотела сегодня только коньяку… Воля гостя – закон, но в этот раз хозяин отвернулся, сделав вид, что не расслышал.

«Сказать ей, чтобы купила еще коньяку… А может быть действительно: сказать ей, чтобы купила еще коньяку?» И правда, ведь можно просто позвонить и сказать что-то малозначимое, например: «Нина, захвати, если не сложно, по дороге пару бутылок коньяку». Вот так просто… Сказать это, и еще добавить в конце фразы что-то вроде: «Жду», оборвав разговор так, будто занят в данный момент чем-то очень важным…

И тогда самое главное слово в этом предложении – «жду» – будет замаскировано бессмысленной фразой про две бутылки коньяку.

«Нина захвати… Жду…»

Сергей уже достал телефон, чтобы набрать номер, но… Ему было неловко просить ее о чем-то, а позвонить просто так он не решался.

Нет, он сам пойдет за коньяком!

Отправился уже было в сторону кресла, на которое бросил пальто, но наткнулся на своего друга-вратаря – пожалуй, единственного человека из всей компании, кого он был искренне рад видеть.

«У тебя есть?» – спросил он друга.

«Ты ж типа кричал, что ты больше не?..» – улыбнулся вратарь.

«Спокойно…» – ответил Сергей, – «а то я счас начну рассказывать всем, что ТЫ кричал…»

«Снежокккк» – улыбнулся тот. – «Ну, пойдем…»

«А где твоя Нина?» – спросил по дороге вратарь.

Сергей пожал плечами, изобразив безразличие.

Главной достопримечательностью его офиса была столешница в уборной. Она была размером с добротную барную стойку, только вместо краников для пива, содовых и всяческих сиропов здесь были хромированные краны с сенсорными датчиками, реагирующие на движения рук.

Массивная столешница была сработана из дорогого противоударного стекла – гладкая, удобная, как хорошее хоккейное поле, отполированное для матча национального первенства.

«Катайся, сколько влезет» – думал хозяин, поглаживая рукой поверхность.

Вратарь уже размельчал на стекле твердые белые комочки.

«Давай так, чтоб тыджжжж!..» – предложил Сергей, сделав жест рукой, как их тренер, когда шайба красиво попадала в ворота противника.

«О, а ты помнишь, какая потасовка была, когда мы играли с теми белорусами? Хорошо мы их отделали тогда» – рассмеялся вратарь.

Сергей помнил тот матч, когда кто-то из нападающих противника зацепил вратаря, и тут же защитники схватили обидчика, не дав вратарю самому выяснить отношения… Через несколько секунд дрались уже и на правом и на левом фланге, и только сам «виновник торжества» остался не у дел… Тогда вратарь, который мог бы в своих доспехах громить врага как гладиатор-секутор, сам сорвал с себя верхние щитки и даже шлем, и ринулся вперед, крепкий и наглый, молотить братьев славян кулаками по красивым потным рожам…

Вот такая драка была в тот день в Витебске и оба вспоминали ее с упоением… На секунду ушло нетерпение: память перенесла этих двоих в минуты самого сладостного возбуждения – возбуждения битвы.

«Ну давай, бомбардир, я готов!» – сказал, наконец, коллега, собирая на твердой столешнице размельченный порошок.

Сергей наклонился и взял… Порошок был правильный, с холодком, и Сергей, хоть еще и не чувствовал этого, уже предвкушал, как картинка вокруг становится четче…

Набросив пальто и открыв дверь, он вышел на свежий воздух. Достав из кармана сигарету, он закурил, глядя в небо.

Представил, что оттуда, сверху, их город похож на большое мерцающее золотистое пятно. Так он и стоял, задрав голову и выдыхая горячий дым, который, смешавшись с паром, казался богатым и сочным, словно дым всех кальянных мира, смешанный с дыханием всех альпинистов, забравшихся на холодные вершины, и теперь выдыхающих пар из легких, уставившись в ледяное небо над головой…

Это было приятное ощущение и на какое-то время оно отвлекло его от мыслей о Нине.

Докурив, Сергей медленно вышел по покрытому снегом тротуару на мостовую. Перейдя дорогу, он зашел в круглосуточно работавший магазин и захватил с полки два одинаковых сосуда. Держа их в одной руке, и не глядя ни на что больше, шагнул в сторону прилавка.

Кассирша там была новая, не знакомая еще, и он не стал отвлекаться на улыбку и привычное – «как дела?», а просто поставил бутылки на черную дорожку перед кассой.

Ему хотелось поскорей вернуться на воздух. Выходя из дверей, Сергей уже прикуривал новую. Но в этот раз все было по-другому: небо не казалось больше таким прозрачно-черным, а дым сигареты в сочетании с холодным воздухом уже не приносил облегчения…

«Нина. Где Нина?»

Опустив голову и взглянув на дорогу, он увидел, что ни одна машина не проехала здесь за время его отсутствия.

«Нина… Занесло… Значит – занесло по мокрой, по тающему снегу…» Ему стало вдруг страшно, хотя ничего не случилось, и это была только дикая догадка, пришедшая из ниоткуда – он ведь даже еще не слышал в ответ бесконечных длинных гудков (звука, которого, набирая номер, боялся больше всего).
Сергей был взрослый, крепкий, высокий, с плечами шириной в дверной проем и ленивой фигурой человека, который в прошлой жизни был спортсменом… Был, да сплыл.

Его образ вызывал иллюзию спокойствия и силы. Люди, не знавшие его, принимали это как нечто само собой разумеющееся; для тех же, кто его знал, например, Нины, это казалось чем-то из разряда странных несоответствий, в которые до конца не удавалось поверить, да и верить не хотелось…

«Могло занести… Могло…» – продолжал думать он, глядя на пустынную мостовую.

От этой мысли по всему телу закололи иголки. Стоя на тротуаре и колеблясь (переходить? не переходить?) он потер подошвой о свежий снег.

Снег был уже довольно влажный, но все еще крепкий. Скоро, если температура не изменится, он начнет таять, но не сейчас…

«Хорошо, что не тает» – подумал Сергей. «А что, если она просто… не придет?»

Она могла, как это уже бывало, позвонить и сказать, что едет, не потому, что хотела приехать, а для того, чтобы избавиться от какого-нибудь поклонника, набивавшегося в провожатые.

«Я еду к тебе!» – сообщала она по телефону Сергею, и притязания надоедливого ухажера превращались в поток извинений… А может быть на самом-то деле ехать она не очень-то и хотела?..

«Зачем люди женятся? – вдруг подумал Сергей. «За этим же…» – сам ответил себе – чтобы было кому позвонить и сказать: «буду через полчаса. Позвонить и сказать «буду», и быть… Чтобы не оставлять себе этого бесконечного выбора: влево или вправо, вверх или вниз…»

Он курил уже третью сигарету, на этот раз безо всякого удовольствия, а пальцы, застывшие от холода, хотелось спрятать в самый глубокий карман.

«Сбежать бы» – вдруг подумал он – «…сбежать бы на хрен куда-то. Взять ее в охапку и сбежать. Подальше от всего этого бреда, от ее ухажеров, от этой паранойи. Сбежать…»

Сергей стоял и смотрел на дорогу. Взглянул на часы.

Было два часа сорок семь минут…

В настроении женщины (которая только что, красивой и спокойной, пронеслась по заснеженным улицам на виду у всех) что-то изменилось.

Она почувствовала это возле светофора, остановившего ее за несколько кварталов до цели.

Красный.

Нина закурила.

“Или поехать домой и лечь спать?” – подумала она.

Только сегодня днем она прилетела из Москвы после недели работы и дурацкой вечеринки, от которой до сих пор болела голова. И теперь – снова?

Она подняла глаза.

Красный… Но машин-то нет – можно ехать! Она уже надавила было педаль газа, когда сработал рефлекс: “красный, значит нельзя”.

“Или вообще не ехать туда? Я так устала… Господи-господи-господи” – проговорила она скороговоркой.

Ей вдруг захотелось положить голову на руль и тихонько полежать зажмурившись, не шевелясь, и только потом, открыв глаза, принять решение. Поддавшись соблазну она склонила голову…

Тем временем Сергей, куривший сигарету возле входа в магазин, смотрел на экран мобильного. «Звонить. Не звонить.»

А может, просто позвонить и сказать: «Нина, давай уедем?»

Он больше всего хотел сказать ей: «Нина, давай уедем. Я все продам, и мы уедем куда-то. Возьмем ноги в руки и уедем, и я не буду больше…» Он не мог придумать, что он не будет больше… Он только знал, что больше не будет, и уже одна эта мысль успокаивала, смягчала все недовольство, сквозившее в каждом его взгляде. «Давай уедем… И я больше не буду…» – ему было достаточно подумать об этом, чтобы хорошее настроение на несколько секунд вернулось. Куда уедем? Что «не буду»? Этого он не знал, а думать об этом сейчас казалось выше его сил.

Нина, на секунду задремавшая в машине на перекрестке, вздрогнула и подняла глаза.

“Снова красный… Какого чорта так долго?!”

Посмотрела на часы. Две минуты она простояла на этом перекрестке. Две минуты на светофоре в ночь, когда в городе вообще нет машин!.. Наверное, треклятый светофор сломался.

Выругавшись, и надавив на газ, она выскочила на перекресток.

«Я не хочу ни в какой клуб. Надо позвонить Сергею и сказать, чтобы он просто вышел ко мне на дорогу. Там я подберу его и мы поедем домой. И я буду тихой и хорошей» – думала женщина, пока ее седан по широкому радиусу входил в поворот. Она посмотрела в зеркало заднего вида: ни малейшего признака движения.

Вдруг в кармане затрепетал телефон.

Подумав, что звонит Сергей, она чертыхнулась, но тут же поборола раздражение… «Это хорошо, что он звонит» – подумала она. Я скажу ему: «знаешь, милый, выходи ко мне, и я сейчас заберу тебя домой. И тебе не нужно будет вести машину, сегодня у тебя – личный шофер» – улыбнувшись, чтобы приготовиться сказать эти слова с нужной интонацией, которой она не ощущала, женщина поднесла телефон к уху.

Голос в телефоне принадлежал не ему.

Она не сразу поняла кто это… Что-то знакомое, шумный какой-то… «А, это Лева – их полузащитник!» – вспомнила она.

«Нина! Бери два батла коньяка и скорей к нам! Давай уже, выпивка заканчивается, а хорррррошее настроение – нет!»

«Хорррошее настроение…» – она терпеть не могла, когда кто-то говорил ТАК. Хорррошее настроение – что это за дешевый театр. Скажи по-человечески. Хорошее. Настроение…

«Ок, – отвечала она. – Да, Лева, я заеду. Какой взять?»

Развернув машину, она поехала назад, чтобы купить то, о чем просил один из ЕГО друзей.

В конце концов, она же обещала сегодня быть хорошей и не спорить…

В тот момент, когда женщина, закончив телефонный разговор, разворачивала машину, Сергей медленно подходил к двери клуба.

«Для меня это место – рай, понимаешь? Я тут чувствую себя спокойно. Я могу…» – переступив порог, он услышал голос приезжего, рассказывавшего что-то одному из его друзей. «В раю» – с легкой досадой подумал хозяин – «в раю…»

«Это место – рай…» – он мысленно повторил только что услышанную фразу. Вернулась и собственная мысль: «уехать…»

Странно, но эта мысль больше не приносила облегчения. «Уехать… Уехать? Куда он может уехать?.. Ни-ку-да…»

«Сегодня надо выпить» – думал он. Надо выпить и отключить это все. Отключить Нину, отключить мозги…»

И чтобы смыть с языка горечь от нескольких лишних сигарет, он подхватил стоявший на одном из столиков бокал с коньяком.

Он почувствовал, что хочет пить так, словно пробежал без остановки несколько десятков километров. Удивился тому, что не пил все это время. Возникло такое ощущение, как будто пробежал это расстояние, все время забывая остановиться и попить… Забывая, потому что всю дорогу был занят чем-то невероятно важным.

Вдруг Сергей почувствовал, как что-то изменилось. Только что он был таким подавленным, смятым, будто втоптанным в талый грунт – а теперь! Земля и небо! Каким красивым он вдруг стал!

“Нет ее…” – подумал Сергей. “Нет ее, и не было никогда. Я больше ей не принадлежу. А что, я когда-нибудь ей принадлежал?”

Ему самому стало смешно от мысли, что он мог кому-то принадлежать.

Да я могу любую тут, в МОЕМ замке, среди МОИХ легионеров…

Никто больше не дирижировал его настроением. Теперь только он задавал ритм и тон не только самому себе: всему, что происходило вокруг…

Прямо перед ним сидели две сестрички. Та, что слева, нравилась больше. Сейчас он смотрел на ее ноги выше колен. Глядя на нее несколько секунд он представил, что только что стащил с нее брюки. Еще несколько движений и эти ноги обхватят его торс…

Подходя к столику с девчонками, он поднес к губам бокал, как вдруг…

Еще раньше – до того как услышал ее голос, и даже раньше, чем открылась дверь, он почувствовал как в спину подуло холодом с улицы; значит, это не обман слуха, а действительно распахнулись двери, зашелестели гардины, и кто-то из их компании уже подхватывал шубку, обнимал за плечи и прикасался к ее холодной с мороза щеке…

Она тут.

«Нина! Ну, наконец-то!» – раздался чей-то голос у входа.

Вот она, у него за спиной. Она видит его. Значит, она знает все… Она знает, что произошло с ним только что…

Сергей чувствовал себя так, словно его, мальчишку, застукали мастурбирующим в школьном туалете. Как будто все стены и двери и перегородки разом обрушились, и вот он стоит, спустив штаны, перед всем классом и их отвратительной училкой географии и, что самое ужасное – перед девчонкой, нравившейся ему тогда…

Чувство легкости и превосходства только что владевшее Сергеем, оставило его.

«О, вот и ты, Нина! Этого же только за смертью посылать… Ты взяла?» – услышал он за спиной еще один голос. Кажется, это был Лева.

«Конечно, взяла! Две! Весь город объехала, потому что в магазинах по соседству было только что-то ПЕЧАЛЬНОЕ очень».

Значит, печальное… Хорошо… Печальное – это то, что он купил: обычный пятилетний коньяк. Нормальный, хороший коньяк. Что тут печального?

“Нина. Чертова Нина…” – раздраженно думал Сергей. – “Зачем она приехала? Зачем она застала меня таким?”

“Остановись, сделай вид, что ничего не произошло. Ничего не  произошло! Ни-че-го!” – внутренний голос еще останавливал его.

Женщина, которая хотела сегодня быть тихой, смотрела на него с улыбкой.

“А вот сейчас он обнимет меня. В конце концов, может быть и хорошо, что я приехала” – думала она, представляя, как прилепится к нему крепко накрепко, спрятавшись в твердых руках, в мягком пузе, грея холодный нос и щеки о его джемпер, плевать на сигареты, плевать на запах, она ведь пахнет точно также.

“Почему ты так долго?” – спросил Сергей.

Женщина посмотрела на него удивленно, но тут же сдержалась. Она знала: нужно переждать эти несколько минут, пока он настроится на ее лад, пока к нему придет ощущение, что вот она тут, что все спокойно, что не нужно сейчас ни с кем воевать.

Она подняла к нему глаза и сказала: “Холодно. Темно. Далеко”.

Она хотела сказать, что летела тысячи километров из Москвы, летела ночью, через темный-темный коридор, обозначенный  авиадиспетчером для их самолета. Летела долго, а после этого был долгий день, и в этот же день в городе началась зима… И холодная зима, будь она проклята, тоже началась надолго… Вот, что она хотела сказать этим своим “Холодно. Темно. Далеко”. Только это, и больше ничего…

“Холодно. Темно. Далеко…” – пробормотал Сергей и отвернулся.

Эти слова, как три шахматные фигуры гроссмейстера, играющего против ленивого второразрядника, обступили все его позиции так, что король не мог теперь сделать ни шагу, чтобы не попасть под удар…

Холодно.

Темно.

Далеко.

“Тебе здесь холодно? Тебе со мной темно? Ты это хочешь сказать, да?” – он почувствовал себя в тупике и вырваться из него могло помочь только нападение.

Она смотрела на него непонимающим взглядом.

“Да, тебе всегда было холодно со мной… Ты никогда не хотела быть со мной… Тебе вечно холодно, темно и далеко… Ты все время говоришь что-то, чтобы я почувствовал эту проклятую дистанцию между нами… Типа ты актриса, а я идиот, хоккеист, который ничего не понимает в искусстве. Ты все время подчеркиваешь эту разницу, говоришь, что тебе “далеко”… Или нет, что мне до тебя далеко… Как же я устал от твоих сложностей, от твоих напрягов. Может хватит уже, а?”

Он смотрел на нее, и в глазах его она прочитала ненависть.

“Да, ты прав! Ты чертовски прав! Хватит с меня этого!” – закричала женщина, которая больше не хотела быть тихой и милой… Вообще больше ничего не хотела…

Она замешкалась на секунду, думая позвать человека, который унес ее шубу. “Черт с ней, с шубой! – решила она. У меня будет сто таких шуб, когда я захочу. Если захочу, у меня будет тысяча таких шуб!

“Я еду! Хватит!” – сказала она, устремившись к дверям.

Сергей впервые увидел ее такой решительной. Неужели – уедет? Нет, только не это. Он не может потерять ее. Он ни за что не может терять ее. Если не будет ее, что у него останется? Кого он будет ждать? Из-за кого он будет нервничать? Чем он вообще будет заниматься, если не будет Нины?

“Ты не едешь. Мы едем!” – Сергей схватил ее за плечи. “Я отвезу тебя, слышишь! Я отвезу тебя домой! Куда хочешь отвезу!” – кричал он ей в ухо.

Она остановилась.

Нина вдруг почувствовала, как она устала, и как тяжело сейчас будет садиться за руль… “Отвезет меня? Черт с ним… Пусть отвезет меня” – так думала женщина, пока они вдвоем бежали через подворотню, скользя на уже подтаявшем и прихваченном морозом снегу, к его машине…

Компания еще долго допивала коньяк. Кто-то вздремнул на диване, кто-то, выходя курить, невольно оказывался дома, неожиданно для себя усаживаясь на заднее сидение такси, приехавшего за кем-то другим…

Уехали две девчонки, сидевшие за столиком с иностранцем. Сам иностранец, уснувший на заднем сидении, был доставлен в гостиницу и водружен у порога, который перешагнул уже не столь уверенно, но все еще с достоинством…

Последний гость выключил свет и закрыл дверь на ключ. Это был лучший друг хозяина – вратарь.

Он вышел на улицу в ту самую минуту, когда в городе гасили фонари.

Офис остался пустым, со щелочкой приоткрытого окна, которую предусмотрительно оставил друг хозяина, чтобы проветрить помещение до прихода персонала…

Днем друзья узнали, что случилось с Сергеем и Ниной на дороге, когда снег начал таять и трасса покрылась ледяной коркой.

Утром они не вспомнили фразы: «холодно, темно, далеко». Не вспомнили, потому что не слышали ее… Зато они запомнили другую, ничего не значившую, про рай, который называется «три четверти».

«Рай – это «три четверти…» Интересная мысль. Глубокая. Три-четыре – и ты в раю. Это у них, на Кавказе так называется… Наверное, наши друзья уже знают об этом…» – глубокомысленно произнес один из них.

Другой спросил: «Кажется, они спорили о чем-то? Не помнишь?»

«Ну… она, по-моему, хотела скорее домой…» – ответил тот, которого звали Левой. – «Бабы же всегда хотят скорее домой… А Сережа, кажется, говорил, «давай еще побудем с ребятами»… Ну и она начала, что мол, сейчас поеду одна… Ну а он, ты ж его знаешь… Он на все был готов ради нее…»

«Сука она» – вставил третий.

«Тссс» – сказал тот, кто начал разговор про рай и «три четверти». – «Тссс!» – он ткнул пальцем в потолок, над которым осталось вчерашнее черное, прозрачное небо.

И все заговорили тише, смутившись откровенности, что проскользнула между ними.

«А ведь все-таки интересно про аварию…» – заговорил вратарь. – Ты слышал по радио? Тела ведь до сих пор не нашли… Может, они просто сбежали? Он же говорил иногда, что хочет сбежать. Бросить все, и удрать куда-то к черту на кулички. Так может…»

«Ты что, идиот?» – возмутился другой. – «Куда и зачем ему сбегать? Бизнес, друзья… У него все было! Куда сбегать?!»

И все закивали, молча разлив по бокалам припасенные вчера кем-то две бутылки недорогого коньяку…

В тот день радиостанции передали сообщение, которое стало предметов сплетен и пересудов не только в их городе, но и во всем приморском крае, и даже в Москве:

«Загадочная авария под Хабаровском. Автомобиль, в котором, предположительно, находились бывший форвард молодежной хоккейной команды «Амурские тигры» Сергей Арсеньев и актриса московского драматического театра «Пушкинский подъезд» Нина Рубе, рухнул с понтонного моста в районе поселка Осиновая Речка. Вероятно, водитель не справился с управлением и автомобиль вылетел в реку. В результате оперативно проведенных спасательных работ автомобиль поднят на поверхность. В салоне обнаружены личные вещи пострадавших, в том числе мобильные телефоны и документы. Однако сотрудники МЧС обращают внимание на странный факт: несмотря на то, что двери машины были плотно закрыты, тела Арсеньева и Рубе так и не были обнаружены…»

текст: Алексей Бобровников

фото: Валерий Токарский (Хабаровск)