Их моего угла в маленьком открытом кафе город выглядел как средиземноморское прибрежное местечко с акведуком. Вместо акведука, правда, были сводчатые белые арки, соединявшие террасу с соседним домом, где располагалась табачная лавка. Но если смотреть на арку краем глаза, так, чтобы псевдо-акведук находился вне фокуса, то кажется, что перенесся в теплую страну, где пьют узо и подглядывают за красавицами Актеоны в цветастых рубашках.

Первое впечатление, впрочем, обманчиво, и мне не удается переместиться в созданный этой оптической иллюзией мир.

«Вот такое быдло живет у нас в стране. А мы говорим: «Европа!» Какая в сраку Европа, с такими людьми! Им жалко одной паршивой сигареты для того, у кого они закончились».

У парня, возмущенного тем, что «у нас здесь не Европа» — длинные, закрывающие уши волосы, и маленькое лицо с набрякшими веками и невыразительным подбородком.

Перед ним стоит на три четверти опустошенная бутылка виски Хэнки-Бэнистер. Он пьет виски с кока-колой. Это самое дешевое из имеющихся в арсенале этого кафе орудий класса «земля-земля». Впрочем, юноша пить умеет и держится хорошо. Он, судя по всему, опытный борец с виски, маленькими зелеными мексиканцами и истребителями Б-52.

«Что ты хочешь? Ты попросил у меня сигарету, и я дал тебе. Что еще тебе надо?» — отвечает широкоплечий парень за соседним столиком.

«Потому что ты дал мне одну сигарету. А я попросил две. Ты пожлобился дать мне две сигареты! Им цена пятнадцать копеек штука. Ты зажал вонючие тридцать копеек за две паршивые сигареты!»

Рядом со скандалистом сидели, молча наблюдая за происходящим, еще двое – миловидная девушка со светлыми волосами и парень в очках.

Возле них стояла недопитая бутылка шампанского и два высоких бокала на длинных ножках.

Юноша заговорил, обращаясь теперь к этим двоим. «Меня бесит это отношение! У него же есть сигареты, целая пачка. Я попросил у него только две… А меня вместо этого послали на х…»

«Я не посылал тебя на х… слышишь, ты? – отозвался юноша за соседним столиком — Ты подошел ко мне и попросил дать тебе сигарету. Я протянул тебе пачку. Тогда ты попросил дать тебе несколько, а я сказал, что дам тебе только одну. Вот и все».

«Нет, ты ПРАКТИЧЕСКИ послал меня на х.. Ты сказал мне, чтобы я убирался, и что ты не дашь мне вторую сигарету. Ты вонючий жлоб, вот ты кто!»

Широкоплечий парень встал из-за стола, но тут очкарик, сидевший за одним столиком с юношей, лезущим на рожон, подошел к нему и быстро шепнул что-то на ухо. Только два или три слова. Тот вернулся на свое место, и сел, не глядя больше в их сторону.

Непонятно, что он ему сказал. Может — фамилию депутата, чей сыночек сидел перед ними, а может быть — диагноз. Во всяком случае широкоплечий парень отошел и больше не обращал внимание на скандального юношу.

«Так что ж ты не идешь, Кинг-Конг?!» — не унимался тот.

Сигарета, ставшая причиной раздора, тлела катастрофически быстро. Юноша сделал жадную тягу, чтобы высосать ее до самого фильтра, когда пожелтевшее волокно начинает обугливаться, и в горле саднит от дыма жженого тампона.

Юноша сверлил взглядом обладателя пачки сигарет, но тот о чем-то тихо разговаривал со своей девушкой и уже не обращал на него внимания.

Еще несколько минут юноша смотрел ему в спину взглядом паука.

Известно, что когда человеку тревожно, он способен почувствовать затылком взгляд самых маленьких существ, среди которых особенно выделяются пауки. Но тот, на кого был обращен этот взгляд, не оглянулся.

Тогда юноша обернулся к своей компании. Парочка использовала момент затишья и начала целоваться Девушка забралась на руки к юноше, и ее губы, как маленькая нежная дождевая улитка, начали медленное путешествие по его лицу. Так они целовались несколько минут, а дерзкий юноша смотрел на них пристально, неотрывно, так же, как минуту назад пронизывал взглядом своего надуманного обидчика.

Вдруг юноша заговорил женским голосом, по кошачьи мурлыча, как разговаривают иногда актеры в постановках Виктюка.

«Может, мне лучше сейчас уйти? Я лучше пойду…» «Правильно, уезжай-уезжай, а то мы и так уже засиделись тут» — тут же отвечал он сам себе.

«Мы так засиделись тут, должны слушать излияния этого психа. Но мы же не можем вот так уйти. Это будет выглядеть некрасиво… некрасиво… Мы будем казнить себя потом, казнить, казнить, казнить!»

Дослушав эту тираду, девушка сползла с колен молодого человека и пересела в свое кресло, поставив локти на стол, а голову положив на ладони.

Юноша снял одну маску и примерил другую. На этот раз в его голосе появились интонации усталого философа. Юного философа с усталыми глазами.

«А ты ведь сейчас думаешь: «Это же друг моего парня. Неудобно сейчас уходить домой. Вот так сразу. Это будет невоспитанно». Вот как ты сейчас думаешь. Я угадал?»

«Неправда. Я так не думаю» — ответила девушка.

«А как же еще ты можешь думать? Вы же оба хотите поскорее попасть домой, чтобы есть друг друга, упиваться друг другом. Но вот беда — как-то сразу уйти не получается. Мол, некрасиво бросить тут его одного. Бросить человека, у которого душевная драма, у которого жизнь недавно отобрала лучшего друга» — продолжал он свой витиеватый монолог.

«Нет, мы совсем не поэтому тут».

Девушка сказала что-то еще, но звук ее голоса заглушили пронесшиеся по улице рычащие двухколесные гиганты с восседающими на них волосатыми кожаными людьми.

Юноша перевел взгляд на дорогу.

«А ведь никто из вас не думает, что с каждым могло бы случиться ЭТО — продолжил юноша — едешь ты в машине и БАХ! В тебя врезается грузовик. Все, мгновенная смерть. Ты даже не успеваешь сказать «мама!» Тебя забирает Бог и уносит к себе… Ведь Бог забирает к себе всех лучших людей. Раньше, чем всяких ничтожеств, всяких подонков, всякую мразь. Первыми он забирает к себе только самых лучших. Наверное, они зачем-то нужны ему там, наверху».

В этот момент спутник девушки, казалось, задремавший в своем кресле после поцелуя, встал и медленно спустился со ступенек террасы.

Девушка не смотрела ему вслед, вперив взгляд в пустой бокал. Юноша украдкой поглядывал на нее. Потом налил себе остатки виски.

«Хочешь, я скажу о чем ты думаешь?»

Она утвердительно кивнула.

«Ты думаешь не о нем. Ты думаешь только о том, как бы поскорее убраться отсюда, думаешь, как бы трахнуться как следует. Но ты ведь даже не любишь его…»

«С чего ты взял?»

«О, я знаю… я много знаю о вас. Хочешь, расскажу?»

Девушка промолчала, но это молчание означало разрешение.

«Ты красивая, вокруг тебя море подруг. Они все смотрят та тебя, заглядывают тебе в рот, подражают тебе. Но среди твоих подруг нет по-настоящему сильных людей. Потому что сильных людей ты не пустила бы в свой круг. Они могли бы соперничать с тобой. Но ты не хочешь этого».

«Я не понимаю, о чем ты».

«Так дослушай меня. Дай мне договорить. Дело в том, что на самом деле ты слабее, чем хочешь казаться. А для того, чтобы казаться сильной самой себе тебе нужны люди, которые будут увиваться возле тебя. Они нужны тебе, чтобы латать дыры в собственном одиночестве. Лечить свою беспомощность. Вот зачем они нужны тебе. Как лекарственные растения! Лекарственные растения! Вот, что они для тебя!»

«Что за бред! И при чем тут наши отношения с Андреем?»

«Притом, что есть еще тот, другой, с которым ты была в прошлое воскресенье! С ним ведь у тебя все по-другому. Это не ты, а он использует тебя, а ты бесишься, но все равно хочешь быть ближе к нему. Но я хочу, чтобы ты понимала — для него ТЫ то же, что все ОНИ – для тебя. Для него ты просто растение! Лекарство для заживления ран!»

«Это пьяный бред! Что ты несешь?!»

«Ты прекрасно знаешь, о чем я. Ты думаешь, вас никто не видел в том клубе? А знаешь, кто сидел за самым крайним столиком в углу?..»

На улице как-то быстро стемнело и в кафе оставались только трое. Я, незаметный в углу террасы, под сводчатой аркой моего фантомного акведука, и эти двое, с недопитыми бокалами. Запоздалый официант вынес на пустую террасу пледы и разложил их на опустевших креслах. Когда он скрылся из глаз, юноша, откинувшись на спинку, заговорил вновь.

«Вот, теперь ты уже смотришь на меня по-другому. Ты уже не смотришь на меня как на психа… В твоих глазах уже нет отвращения. Теперь там есть страх. Потому что ты знаешь, что я друг Андрея, а ты не хотела бы терять его… И еще ты знаешь, что я могу рассказать ему, но почему-то до сих пор не рассказал. А знаешь почему? Потому что он мой друг, и я не хочу делать ему больно. По крайней мере сейчас… Он ведь очень любит тебя. Он дико любит тебя. Тебя никогда никто не будет так любить, как он!»

«Почему ты так думаешь?»

«Я знаю. Не спрашивай меня почему. Просто я знаю».

Юноша снова откинулся на спинку кресла, и потянулся за сигаретой. Сейчас, по его сценарию, лучше всего было бы закурить, и глубоко затянувшись, выпустить дым, глядя своей собеседнице прямо в глаза. Он по привычке нащупал рукой пачку, но она, как мы знаем, была давно пуста. Актер совсем забыл об этом, увлекшись ролью.

«То, что ты видел там – ничего не значит. С тем человеком мы просто друзья, понял? Мы просто друзья, вот и все».

«Это ты расскажешь кому-нибудь другому, поняла?»

Девушка молчала, глядя на тусклые желтые фонари.

«А знаешь, ведь в той машине, что разбилась в воскресенье, мог оказаться и я».

Юноша говорил теперь тихо, еле слышно.

«Он ведь предлагал мне ехать с ними. Не знаю, почему я не поехал. Но оказалось, что он должен уйти раньше. А я должен остаться… Его смерть – это как знак. Знак, что я зачем-то еще нужен тут. Должен повлиять на кого-то. Изменить чью-то жизнь. Может быть, твою?..»

С этими словами он рассмеялся, – громко, наиграно, театрально.

В эту минуту третий из их компании поднялся на террасу и молча бросил на стол две пачки сигарет. Он выглядел изможденным, как человек, не спавший несколько суток. Это казалось странным, ведь выпил он всего лишь несколько бокалов шампанского.

«А давайте закажем еще выпить, а? Может еще вискаря? Или шампусика?» — юноша раскуривал долгожданную сигарету. Теперь он выглядел веселым и беззаботным.

«Нет, мы уже будем собираться — тихо ответила девушка — Мы пойдем уже, ладно? Давай, мы уже пойдем? Просто, я и вправду устала. И Андрей… Посмотри, он же еле стоит на ногах.

«Да ну, давай еще останемся… Вы знаете, друзья, как я люблю вас! Давайте останемся еще на полчасика! Не оставляйте меня одного! Что я буду делать один, без вас?!»

В его голосе была теперь непритворная мольба. Юноше нужен был зал, но весь зал уходил посреди спектакля. Почти весь.

Оба они стояли теперь перед ним, собираясь уходить. Уговоры не действовали. Еще минута и юноша со взглядом паука останется один.

Вдруг он снова сменил маску. Теперь он заговорил голосом, не похожим на все его прочие голоса.

Это был голос уличного попрошайки, но попрошайки необычного. Так говорят только нищие, наделенные особым даром убеждения. Этот дар есть только у того, на чьем лице — незаживающие язвы и взгляд пророка.

Такому нищему можно отдать все, что есть с собой. Только бы не смотрел в глаза. Ради бога, пусть только не смотрит в глаза. А не то напророчит чего…

Голосом вот такого попрошайки юноша сказал: «Тогда, слышишь, брат, напарь чуть баблишка, а?»

Молодой человек тут же послушно потянулся за бумажником и достал две банкноты.

«Не-е, слушай, так не пойдет. Ты реально дай бабла. Я завтра тебе все отдам. Клянусь. Я тебе завтра вдвое больше отдам. Мне просто надо… Мне просто надо еще…»

Тогда девушка быстро вытащила из портмоне купюру с изображением известного философа.

«О, так нормально… Когда видишь наличку, всегда воспряешь духом…»

Парень и девушка медленно спустилась с террасы.

«Делай деньги, де-елай деньги. Остально-ое е-эрунда», — юноша начал напевать высоким звонким голосом.

Двое стояли у кромки дороги. Девушка смотрела на пустынную улицу в поисках такси и поддерживала под руку своего спутника, едва державшегося на ногах.

«Деньги, деньги, дре-е-бе-деньги, остально-о-е е-ерунда».

Когда машина подъехала, они сели на заднее сидение. Водитель тронулся с места. Никто из них не обернулся.

Теперь в кафе остались только двое — я, и человек-паук, вытащивший только что несколько свежих мух из своей паутины.

Юноша по-прежнему сидел, раскачиваясь, в плетеном кресле, и разглядывал арки кафе у акведука.

«Деньги-деньги дребеденьги остально-ое е-эрунда!» — напевал он, улыбаясь счастливой улыбкой.

Я тихо встал и медленно вышел на улицу. Затылком почувствовал чужеродный взгляд. Именно такой, каким я описал его раньше: липкий взгляд паука прикасался к моему затылку, предлагая обернуться. Но обернуться — означало признать, что я владею его маленькой тайной.

И вот тогда я подумал, что человеку, по счастливой случайности раскрывшему тайну человека-паука, не стоит открывать ему свою.

текст: Алексей Бобровников

рисунок: Пит Вентерс

(Illustration by Pete Venters of «Spider Jerusalem» by Warren Ellis and DC Comics)