На этом месте могло быть интервью с известным грузинским олигархом Бадри Патаркацишвили. Оно задумывалось как большое, жесткое, умное, едкое интервью. Ради этого интервью я отправился в Тбилиси. Но Бадри не пришел. Т.е. он приехал в Грузию, как и обещал, в тот же день, что и я, но интервью давать отказался. Однако репортаж я все же решил написать. Потому что за один день и две ночи в Тбилиси я узнал о городе и его обитателях больше, чем из любого «диктофонного» интервью.
Мы тут в доску свои. Главное не признаваться, что ты – русский. То есть, на самом деле ты ведь не русский. Ты говоришь по-русски, но ты – украинец. Так написано в паспорте. А если ты украинец, ты – почти грузин. Ну, не совсем грузин, конечно. Но ты – как брат. Ты никогда не будешь врагом нации. Во-первых, у тебя нет газовой трубы. Во-вторых, ты любишь «Боржоми» и «Тэлиани Вэли». Была бы твоя воля, ты бы проложил из Грузии две трубы к себе домой. Из одной лилось бы «Киндзмараули». Издругой – шипящий и колкий на языке «Боржом». Нет, лучше три трубы. В третьей – красное сухое «Мукузани».
На самом деле я ехал в Грузию, чтобы встретиться с Бадри Патаркацишвили. Я вызванивал его несколько недель. В итоге я совершенно случайно получил приглашение посетить один из заводов, подконтрольный его структурам. Вечером перед отлетом доставал по лондонскому телефону его друга – Бориса Березовского. Выклянчивал телефон Бадри и право на аудиенцию. Березовский сделал все, что было в его силах. Он спросил Бадри, как раз гуляя вместе с ним где-то по набережной Темзы, не желает ли тот встретиться с украинским журналистом. Бадри ответил на грузинском что-то невразумительное. То есть не то, чтобы нет, но и не «да». Мол, он будет, конечно, в Грузии, но, наверное, не в Тбилиси. Он будет там, где он будет. А там, где он будет, не будет меня. Нет, он не против встречи, но… А вообще-то, пусть журналист лучше позвонит завтра.
В этот же день, за час до полуночи, я приземлился в аэропорту Тбилиси.
Стоило мне ступить на землю, как я почувствовал себя Бадри Патаркацишвили и Элвисом Пресли в одном лице. Ко мне подбежало с полдюжины журналистов с телекамерами, спросить, зачем я прилетел. Я ответил коротко: «Спасать грузинскую экономику». Они удивились, но больше вопросов не задавали. Тогда я решил уточнить ответ. Сказал, что прилетел писать репортаж о торговой войне России и Грузии. Что о Грузии почти ничего не знаю, но очень хочу узнать. Что Грузия – великая и прекрасная страна, в которую я «уже снова хочу». Еще не улетел, но уже хочу обратно. Проговорил я все это с дичайшим московским акцентом. Он у меня всегда «вылазит», когда резко перехожу с украинского на русский. Грузинские журналисты акцент не распознали, и я им понравился. Не знаю почему. Среди журналистов я искал девушку с телекомпании «Имеди». Эта компания принадлежит Бадри.
— Девушка, а вы знаете Бадри Патаркацишвили?
— Конечно, знаю.
— А у вас есть его телефон?
— Конечно, нет.
— А у кого есть?
— Есть, наверное, у нашего директора.
— А как его найти?
— Позвоните ему в офис.
Я записал телефон, и еще телефон этой девушки, и еще нескольких. Мало ли что. Откровенно говоря, я наделся, что наш визит в Тбилиси продлится дольше запланированного срока.
Мы сели в присланный за нами бусик и поехали в город. Неожиданно на полдороги водитель остановил машину и сказал: «Ну разве это не Париж?».
Я не понял, о чем он, но на всякий случай согласился.
Только теперь я скажу больше. Париж – это не Тбилиси. В Париже тебя не любят только за то, что ты украинец. Скорее даже наоборот. В Париже тебя не тащат к себе домой поить вином и знакомить с женой только потому, что ты залез на крышу чьего-нибудь дома под предлогом сфотографировать оттуда городской пейзаж. В то время, как Париж – это бесконечное притворство, Тбилиси – это бесконечный праздник.
Мы с оператором Андрюхой Урбанским попали в отель лишь в половине первого ночи. И тут же отправились в город на разведку. После непродолжительного торга таксист обещал возить нас по городу всю ночь за 50 лари.
Самая гламурная улица города называется «Шардени». Тут пьет коктейли золотая молодежь. Кафе открыты почти всю ночь, но нам туда не надо. Мы гуляем по ночному Тбилиси втроем: я, мой оператор и еще одна украинская девушка, которая считает, что очень похожа на Ринату Литвинову. Я плохо знаю Ринату, но, по-моему, она выглядит немного по-другому.
Тбилиси стар и обшарпан. Однако это город красив, как бывает красива уже увядающая, но удивительно пикантная женщина. Этим он напоминает мне Львов.
Я залез на лестницу маленького трехэтажного дома, стоявшего на холме в самом сердце города. Ступеньки скрипят, как бутафорская палуба в малобюджетном пиратском фильме. Я пробираюсь наверх к чьим-то дверям. Ползу почти по-пластунски. Двери распахиваются перед самым моим носом. Я пытаюсь принять вежливый горизонтальный вид. Говорю: «Добрый вечер».
«Добрый вечер, – говорит высокая фигура в дверном проеме, освещенная сзади снопом света.- А что вы тут делаете?».
Я не вижу выражения лица и не знаю, что делают в Грузии с людьми, которые в 2 часа ночи залазят на чужие балконы. Тогда я произношу фразу, которую с этих пор буду использовать в Грузии на каждом шагу. «Я украинский журналист. Впервые в Тбилиси. У вас потрясающая страна. Я фотографирую все, что вижу!». Фигура в желтом столпе света, кажется, становится меньше. «Тогда заходи, дорогой! Будешь вино, виски, кофе, чай?».
Я не знал, как это истолковать, и поэтому на всякий случай спросил: «Вы – женаты?». Мало ли что.
«Конечно! – ответил голос, — Тамара!!! У нас гости!»
«Что, опять?» – спросила Тамара где-то за столбом света.
«Да! Украинский журналист»
«А! Тогда я ставлю чайник».
Я решил прояснить ситуацию.
«Да, но только нас тут трое».
«Ничего, ничего. Ты думаешь у меня что, виски не хватит?».
Мы поднялись наверх и очутились в прекрасной большой мансарде с белыми стенами и множеством маленьких деревянных окон.
«Иди сюда, смотри!». Хозяин повел меня наверх по еще одной лестнице, ведущей к маленькому вентиляционному окошку, которое когда-то было частью чердака. Теперь это окно – главная достопримечательность этого жилища, ведь из него видны все восемь центральных церквей Тбилиси, а также мечеть и синагога.
Я сижу на шкуре, раскинутой на полу, пью виски и курю сигарету.
«Вы знаете Бадри?», – спрашиваю, когда все светские прелюдии и мои излияния в любви к Тбилиси (еще не оформившейся, но уже искренней и жгучей) были позади.
«Конечно. Очень известная тут личность», – сказал хозяин дома и почему-то посмотрел куда-то поверх моей головы.
«Я знаю, что он приехал в Тбилиси. И я пытаюсь его найти. Но он не очень хочет, по-моему. Может быть, он приехал инкогнито. Он ведь, как бы, в розыске?».
«В Тбилиси невозможно приехать инкогнито. Особенно если ты – Бадри Патаркацишвили – сказал он и улыбнулся – Ты что, еще этого не понял?».
Тогда я действительно еще понимал.
«Когда в Тбилиси приезжает такой человек, как Бадри, об этом знает весь город. Он известная здесь личность», – повторил мой новый друг.
Бадри Патаркацишвили находится в международном розыске. Россия в этом поиске особенно заинтересована: там преследуют за связи с опальным оппозиционным олигархом Борисом Березовским. Российское правительство требует у грузинского выдать Бадри, который хотя и живет в Западной Европе, но периодически приезжает на родину. Грузинское правительство отвечает, что сделать этого не может, потому что не владеет информацией о его передвижениях. После одного из приездов Бадри в Грузию, Россия решила прореагировать гневной нотой. Тогда грузинские власти изумленно ответили, что не были осведомлены о визите, и что, видимо, Бадри Патаркацишвили посещал Грузию инкогнито. Спустя некоторое время в Интернетовских СМИ появились сообщения о том, что офис Бадри подарил МВД Грузии три автомобиля «Нива» с пожеланием улучшать работу патрульной службы и для более эффективной поимки преступников. Представитель Грузинского МВД сообщил, что полученные «Нивы» – не проявление коррупции, так что подобная помощь будет приниматься с благодарностью и в дальнейшем.
Было уже почти четыре утра, и я решил, что пора собираться. Мы условились на следующий вечер поехать в древнюю столицу Грузии – Мцхету. А еще в горы, смотреть на закат.
Наш таксист ожидал нас на перекрестке. Он был порядком взволнован. И я понял, почему. Рядом с ним стоял хозяин отеля, в котором мы остановились, и, жестикулируя, что-то ему объяснял. Оказалось, что он, обнаружив ночью наше отсутствие (!!!), решил отправиться на поиски пропавших клиентов. Он уже отчаялся нас найти и собирался подключить к поискам правоохранительные органы. Удостоверившись, что все в порядке, он предложил эскортировать нашу машину в отель. Но инвестированные в таксиста 50 лари мы использовали эффективнее – поехали на его машине в горы.
На одну из самых высоких гор возле Тбилиси можно подняться по серпантину или на фуникулере. (Фуникулер, как говорят местные жители, тоже построил Бадри. Еще до эпизода с тремя «Нивами»).
На горе мы и встретили рассвет: неуловимый свежий ветр, прозрачность неба, голоса птиц и мягкое розовое солнцем, будто наполненное вином с холодной водой. Внизу темнеет река, в ней маленький островок со старой крепостью. Рассказывают, что когда-то грузинский царь Вахтанг здесь охотился и его сокол поймал фазана. И дичь, и охотничья птица упали в бурлящий у скалы горячий источник и сварились в нем. Это место назвали Тбилиси, потому что «тбили» по-грузински – горячий.
Мы спустились вниз в тишине. Пропустили еще по стаканчику холодного вина, обсудили план на следующий день. Этот день был уже в разгаре. Солнце давно взошло, и спать оставалось не больше двух часов. Утром мы с группой журналистов сели в автобус и отправились в пункт назначения. Из Тбилиси в курортный городок Боржоми добираться часов пять. За это время я еще раз семь набрал офис Бадри. Его любезнейшая секретарь Майя, сообщила мне, что надежды мало, но она все еще есть. Я спросил: «А часто бывает так, чтобы Бадри Шалвович сказал «нет», а потом, через какое-то время – «да». …Ну, если его, например, очень попросить?». Этот провокационный вопрос заставил Майю на несколько секунд задуматься, а потом, улыбнувшись в телефонную трубку, она сказала: «Нет. Я уже пять лет у него работаю. Но такого случая не припомню».
— А где он сейчас? Я как раз еду на одно из его предприятий.
— Нет, он не там.
— Но ведь вы сказали, что он в центральной Грузии. А это ведь как раз…
— Но центральная Грузия не такая маленькая, как может показаться. У Бадри Шалвовича там много всяких дел.
Тогда я для острастки позвонил в офис телекомпании «Имеди», с корреспонденткой которого познакомился накануне. Выпускающий редактор теленовостей, в ответ на мою просьбу помочь найти Бадри, подсказала мне массу интересных мест, которые можно снять в Грузии, если мне не повезет найти моего олигарха.
Тем временем ко мне подошла координатор нашей группы и спросила: «Алексей, а где вы ночевали этой ночью?». Я почувствовал себя неловко, потому что похвастаться мне было особо нечем. «Ну, в номере».
«Мне только что звонил директор нашего предприятия и сказал, что его друзья, у которых ВЫ НОЧЕВАЛИ СЕГОДНЯ, попросили отвезти вас в Тбилиси пораньше. У вас там какие-то планы…».
Я рассмеялся. Нет, рассмеялся – это не то слово. Я начал хохотать. Я хохотал, представляя себе лица моих новых грузинских друзей, которые смотрели на меня вчера, как на лунатика, когда я сказал, что «Бадри Патаркацишвили, вероятно, приехал в Тбилиси инкогнито». Инкогнито, черт побери! Я хохотал все громче, а потом ко мне присоединился Андрюха. Не смеялась только Рената. При свете дня она, как и подобает серьезной звезде экрана, сохраняла холодный и невозмутимый вид.
Боржоми – удивительный маленький городок, где люди живут в старинных полуразрушенных деревянных постройках. Эти дома, как летние беседки – с резными ажурными верандами, они похожи на абажуры старинных антикварных ламп или старые накрахмаленные вязанные скатерки, которыми бабушки-чепурушки (я сам только что придумал это слово. «Чепурушки» – это такой искаженный украинизм, означающий «девушку-модницу») накрывают свои обшарпанные кухонные столики к приходу гостей.
В нескольких минутах езды оттуда – разительная и страшная реальность. В старых гостиничных корпусах с выбитыми дверными проемами и посыпавшейся штукатуркой, живут беженцы-абхазцы, бросившие свои дома в начале 90-х. В черных темных коридорах играют дети. Жмурки – их любимая игра. Несколько месяцев назад она стоила жизни маленькой девочке, перепутавшей темноту коридора с темнотой окна, выходящего на каменный дворик.
Когда мы возвращались в Тбилиси, я заснул. Эти два часа сна спасли меня. Потому что следующая ночь в Тбилиси будет не длиннее предыдущей. Спросонья я опять в офис Бадри, потом в аэропорт, с просьбой поменять билеты на другой день. Но служащая была неумолима. Рейс завтра в 17:40. Впереди – вторые и последние сутки.
Когда мы прибыли в отель, я выяснил, что мне звонили. Оказывается, звонили из офиса Нино Бурджанадзе. Спикер Грузинского парламента готова дать интервью украинскому телевиденью, прибывшему вчера в Грузию. Все это здорово, но только Нино мне вряд ли пригодится. Или Бадри или никто. История должна быть о нем. О том, как он борется с российской блокадой своих товаров, прячется от российских спецслужб. Пьет Тэлиани Вэли на Лазурном побережье, покупает газетные холдинги и продает «Боржом». Нет, встречи с Бурджанадзе не будет. Надеюсь, она не откажет в следующий раз.
Отель гудит, как осиный улей. Журналистская тусовка собирается на общий ужин. «А вы? Вы с нами?». «Нет, мы сегодня отдельно. За нами приедут. Вот, это уже они!»
К отелю подкатил бежевый мерс-кабриолет и мы впрыгнули на заднее сидение.
«Едем в Мцхету! В горах, я знаю, вы уже были», – у улыбающегося грузина почти Воландовский вид.
Я не спрашиваю у него, откуда он знает, что этой ночью мы были в горах. Я уже ничему не удивляюсь. Стараюсь не забывать о цели поездки и ее главном герое. Интересно, что сейчас делает Бадри?
«Скажи, а где живет Бадри?»
«У него тут большой особняк. Но его там сейчас нету. Так мне сказали».
«А что может делать человек вроде него в этом городе? Куда он ходит?».
«Я не знаю, мы с ним не друзья. Однажды я видел его в кафе недалеко от площади «Майдан». Но, вообще-то, ему не надо никуда ходить. Все ходят к нему».
«Говорят, он в оппозиции к Саакашвили?».
«Оппозиции? Ну, как сказать. Он выступал несколько раз против его политики. Он из тех, кто может это себе позволить»
«А чем недоволен Бадри? Или другие, как он?»
«Ну, посуди сам. К примеру, президент поручает «завоевание новых товарных рынков» министру обороны! Солдафону! А тот возьми и заяви: «На российский рынок мы хоть фекалии продавать можем. А потом, чему тут удивляться, когда Россия закрывает для нас свой рынок. Это… ну как же это слово…»
«Волюнтаризм».
«Вот-вот».
«Но Саакашвили терпит его»
«Конечно. А куда ему деваться? Бадри дает деньги то туда, то сюда. На фуникулер, ни синагогу…».
«На «Нивы» для МВД».
«Ну да, на «Нивы»…
Мы вышли на площади, которая называется «Майдан», и пошли вдоль той самой улочки, где в одном из кафе, по словам моего друга, бывал наш герой. Вдруг с другого конца улицы кто-то окликнул меня по имени. Я удивленно обернулся, уверенный, что обращаются не ко мне. Однако какая-то особа в кафе на другой стороне начала радостно размахивать руками и кивать головой. Мол, да, да, правильно ты обернулся. Я подошел к ней и спросил в легком недоумении: «А откуда вы знаете меня?»
«Вы ведь – украинский журналист? Вы сегодня общались со мной по телефону. Я работаю на телекомпании «Имеди».
Мы обнялись и я горячо поблагодарил ее за помощь. «Но откуда вы знаете, как я выгляжу?»
«Ну вы же дали вчера интервью всем нашим телеканалам. Вот этот сюжет и крутили целый день».
Мне сложно было представить, из чего можно было сделать сюжет по случаю визита украинских журналистов, но я промолчал.
«А вы встретитесь завтра с Бурджанадзе? Это я вам организовала интервью. Она готова после двух».
«У меня самолет в пять. И нужно еще встретиться с министром по делам беженцев, про которых мы сняли сюжет. К тому же я все еще не оставляю надежду найти Патаркацишвили».
Мы отправились дальше по городу, заходя в бары, пробуя вино и сыры.
Мы пили «Киндзмараули» позапрошлогоднего разлива, и это было лучшее вино, которое можно найти. Ели удивительно свежий копченый сыр, шашлык и хачапури. Потом мы смотрели ночной город, заглядывая в окна домов, забираясь в подворотни и внутренние дворики с горящими окнами, запахом готовящейся пищи и громкими голосами людей. Был четверг, но, как объяснил нам наш провожатый, «Тбилиси – это праздник всегда».
Неожиданно мы оказались возле серных бань. Построенные в 18 веке, эти бани – одна из основных достопримечательностей города. Они открываются в 8 утра, и самый дорогой номер в них стоит около 30 лари за час (курс лари к доллару – примерно 1,8 лари за 1 USD). Когда утром мы вернулись туда, нам достался любимый номер автора «Кавказского пленника». Александр Сергеевич Пушкин любил париться в горячей сухой бани с высокими арочными потолками и узкими восточными окнами. Зайдя в предбанник, он скидывал сюртук и подштанники и отправлялся в парилку, где залазил в горячую водуиз подземного источника, дьявольски отдающую серой, и сидел там, пока не начинал чувствовать чрезмерный прилив крови к голове. Потом вылазил из воды и пил чай (за последнее не ручаюсь). Затем за дополнительные пять лари (в нынешних ценах) он пользовался услугами банного массажиста. Пять лари тут стоит массаж под названием «кися». Тебя сначала трут щеткой, поливая все тем же серным раствором из подземного источника, а потом пенной губкой смывают остатки шероховатой грязи. Массажист – невысокий коренастый азербайджанец – четвертый в династии массажистов этих бань. Но на вопрос о том, кто из его прадедов оттирал грязь с великого русского поэта, ответить не смог.
Выбравшись из бань, мы почувствовали себя заново родившимися. Правда, очередная попытка обнаружить господина Патаркацишвили не увенчалась успехом.
В тот день мы покинули Тбилиси. Уехать нам удалось чудом: мы прибыли в аэропорт за две минуты до закрытия гейтов. Опоздание было вызвано двумя причинами – мы пили вино и звонили в колокол в церкви на самой высокой горе Тбилиси.
Зачем я звонил в колокол – пока не скажу. Это секрет. Но когда я звонил в колокол, и смотрел на панораму Тбилиси, то неожиданно поймал себя на том, что думаю с грузинским акцентом. Тогда я посмотрел на моего оператора и спросил: «А давно у меня этот акцент?». Андрюха наморщил лоб и сказал: «Ну, примерно с того момента, как ты крикнул нам, стоя на верхнем пролете лестницы: «Давай, слышишь, заходи, будем чай тут пить». Теперь была моя очередь задуматься.
Мы помолчали минуту, и я спросил: «Как ты думаешь, может я грузин?». Андрюха посмотрел на меня серьезно и сказал. «Я не знаю. А ты сам как думаешь?».
Я не знал, что ему ответить. Честно говоря, и сейчас не знаю.
Алексей Бобровников, для «Телекритики»
