«Остроумный. Наглый. Фееричный. Совершенно оборзевший тип, этот Никитин. Быстро в номер…» — сказал главный редактор «Чтива», посмотрев пришедший в редакцию текст.
И мы публикуем его — без правок и сокращений, сохраняя своеобразную пунктуацию и стилистику автора. Из присланной последним биографии следует: «Матвей Никитин — аналитик, советник украинского политика и миллиардера. Ранее работал в службе главы одной из парламентских партий, аппарате премьер-министра. До этого возглавлял отдел «общество» в газете «КоммерсантЪ», а начинал оперуполномоченным киевского уголовного розыска».
Сегодня «Чтиво» предлагает вашему вниманию фрагмент еще не опубликованной, но готовящейся в скором будущем выйти в свет повести Матвея Никитина «Музыкальная точилка для карандашей».
* * *
Пуйо был голоден и предложил Полю поужинать в пиццерии. Они до самого вечера делились воспоминаниями о путешествиях по материкам. И хотя сначала оба стеснялись говорить о личном, после второй бутылки бурбона постные заметки туристов обрели очарование грязного белья. Первым, конечно, в нем начал рыться Пуйо.
— А с чего ты взял, еще в самом начале, что у вас все будет серьезно с Мелиссой?
Поля этот вопрос возмутил.
— Как?! Да она пришла ко мне домой с дулькой на голове, заколотой зубной щеткой!
— Зубной щеткой? Ты шутишь!
— Помню как сейчас…
— Вот это дерзкая история!
Пуйо был очень впечатлен. Он стал трясти Поля за плечи, пить с ним на брудершафт и когда заведение закрылось, предложил продолжить разговор «у него».
Поль удивился, ведь его новый друг приехал в Нью-Йорк только утром, как и он, и даже не собирался бронировать номера. Но выяснилось, что тот уже давно все продумал.
— Мы с тобой сегодня будем играть у Терезы.
— Терезы?
— Хозяйка пентхауза на Манхэттене. Я уже когда-то играл для ее гостей. Компания, кстати, еще та – настоящий бестиарий.
— Так ты уже был у нее?
— Да. Но в Ирландии.
— Тогда нужно позвонить, узнать адрес, уже поздно…
— Вот! – Пуйо достал из кармана джинсов помятую открытку с фотографией небоскреба, и надписью «Я люблю Нью-Йорк». Поль нахмурился.
— А ты уверен, что это безопасно? – Робко поинтересовался скрипач.
— А мне похрен. – Ответил контрабасист, и они, шатаясь, отправились показывать открытку таксистам.
— Какой этаж? – Прищурившись от летящих в лицо капель, Поль задрал голову и смотрел вверх, на уходящий в бесконечность небоскреб. Свет последних окон врезался в сине-черную массу дождевых туч.
Пуйо надолго приложился к бутылке «Баллантайнс», потом, не разжимая руки, размозжил ее об стену и вытер губы тыльной стороной ладони.
— Сто сорок четвертый. – Спокойно сказал он, и добавил, как будто сам себе. – Сто сорок мать его четвертый гребаный этаж.
Стеклянные двери открыл вахтер с черным лицом. Пуйо ввалился внутрь, неопределенно махнув на его приветствие рукой. Поль коротко поклонился и по слогам начал выученное в разговорнике приветствие, но Пуйо взял его за рукав и втащил в лифт: «Потом поболтаешь, старик. У нас дела».
Поднимаясь вверх, музыканты решили оговорить последние детали.
— Значит, я валю жирное соло, а ты внимательно слушаешь и пиликаешь фон. Все верно?
— Да, все верно.
Тут Пуйо положил руку на плечо Поля, и глядя ему в глаза, нанес неожиданный удар.
— Понимаю, ты мне уступаешь, потому что не хочешь выкладываться заранее. Но может быть, все-таки сделаешь это для меня, а?
От неловкости разоблачения, Поль покраснел.
— Я ничего не хотел от тебя скрывать…
— А я и не обижаюсь, дружище. Тереза – небольшой, недостаточный успех для тебя. Но это все, чем я могу помочь на сегодняшний день. Поэтому не отказывайся – играй!
— Но тебе-то зачем это нужно?
Пуйо сделал шаг назад и оперся на стену лифта, скрестив руки на груди.
— Знаешь, когда ты войдешь в оперу, мы расстанемся. Не спорь. Ты будешь присылать мне контрамарки на свои концерты в залах на миллион человек, с позолоченными люстрами. Возможно, мы даже выкурим с тобой по сигаре в будущей резиденции маэстро Поля. Но если не сейчас, то уже никогда не оторвемся по полной. Понимаешь? Давай! Ну, давай же!
Искренние слова Пуйо возымели действие. «Никто не узнает!» – Решил Поль, и дрожащей рукой ослабил галстук.
— Да! – Заорал индусом Пуйо. – Да! – Он врезал кулаком по зеркалу. – Я жду, когда проснется это чудовище. Слепой хирург, вырывающий душу с мясом… На твоих пальцах останутся их девственные плевы, а от слез промокнут ботинки! Давай! Вперед!
Лифт как раз открылся, и Поль с Пуйо выскочили в коридор. Пройдя хороших сто метров по мягкому бардовому ковру, они уперлись в искусственно подстареную белую дверь с ручкой, сделанной, судя по всему из чистого золота.
Пуйо постучал. Внутри послышались шаги.
— Да? – Низкий, почти гортанный голос.
— Это Пуйо.
— Ах, да. Конечно, Пуйо.
Дверь открылась. Гостей встречал дворецкий, надевший зачем-то на голову бычьи рога. Даже допуская, что ему они шли, такой экстравагантности нельзя было не удивиться.
— Вашу шляпу. – Он взял головной убор Поля и напялил на один из рогов.
— Мерси. – Ответил музыкант внезапно севшим голосом – ему показалось, что причудливое украшение дворецкого было никаким не украшением, а полноценной частью тела. Поймав на себе пристальный взгляд, чудище с ироничной улыбкой поклонилось. Так он как будто предложил гостю проверить свои догадки на ощупь, но вместо Поля это сделал Пуйо. Щелкнув по рогу без шляпы пальцами, он криво улыбнулся.
— Натираешь?
— Да, сэр. – Учтиво сказал дворецкий. И вправду, рога были тщательно ухожены и блестели, как будто лакированные. – Прошу вас. – Широким жестом, не разгибая спину, он пригласил следовать за ним.
Гостиная, в которую Поль вошел прямо из прихожей, поражала своими размерами. Высотой каждая стена была не менее пяти метров. Одну из них заменяло пуленепробиваемое стекло, за которым открывался вид на пылающий огнями город. Другие были драпированы гобеленами с вышитыми на них сценами купания в пруду, игры в большой теннис и обрезания крайней плоти. В каждом углу были установлены светильники, обвешанные стразами. Ближе к центру зала, утопая ножками в шкурах белых медведей, по кругу стояли бархатные оттоманки алого цвета. Две из них пустовали, остальные пять были заняты гостями мисс Терезы, которых стоит описать по порядку.
По левую руку от Поля сидел молодой человек, одетый в элегантный серый тренч, со свободно намотанным на шею шелковым шарфом. Длинные тонкие ноги он вытянул перед собой, а руки заложил за голову.
Вообще, манеры одеваться и двигаться выдавали в нем танцора, но это никоим образом не могло сказаться на отношении к нему Поля. Нет, музыканта заинтересовала другая черта – длинный, как у цапли клюв, заменявший молодому человеку рот и нос. Эта странность не давала возможности прочесть какое либо выражение на его лице. Хотя, судя по глазам, он был вполне приветлив. Поль даже с ходу придумал шутку про их общую очевидную любовь к лягушачьим лапкам, но не стал торопиться, изучая остальных гостей.
Следующей по часовой стрелке сидела брюнетка, обладавшая сложной восточной красотой. С макияжем наложницы персидского царя, но в современном облегающем платье бежевого цвета она смотрелась манко и загадочно. А еще большей интриги в ее образ добавляли тонкие изящные копытца, которыми заканчивались правильной формы загорелые ножки. Смахнув с лица блестящий локон, девушка кивнула Полю и Пуйо по очереди. При этом ее большие газельи глазища ни разу не моргнули.
Справа устроился пожилой господин в черном сюртуке из велюра, украшенном подозрительно броским орденом: восьмиконечная звезда, покрытая синей эмалью и оплетенная изумрудной змеей с бриллиантовыми глазами, была размером с нагрудный карман. Высокий гладкий лоб и круглые карие глаза престарелого франта намекали на сходство с ящерицей. А усиливали указанное впечатление морщинистые полупрозрачные перепонки на пальцах.
Одну руку он полоскал в большом круглом аквариуме, установленном на соседней оттоманке. В нем сидела четвертая участница вечера – миловидная молодая девушка, практически лишенная нечеловеческих черт, если не считать едва различимые жабры за ушами. Она, очевидно, приходилась франту внучкой или племянницей.
Светлые волосы девушки были заплетены в косу, гибкое тело скрывало белое вечернее платье безупречного кроя. Она старалась, как можно дольше держаться над водой, и включалась в беседу, но время от времени все же должна была нырять и остальные в это время солидарно замолкали, попивая пунш.
Наконец, в центре, опираясь на локоть и закинув ноги на оттоманку, расположилась хозяйка пентхауса. Тереза покорила Поля с первого взгляда. Но дело было совсем не в пушистом лисьем хвосте, которым она обернула свои аппетитные бедра. Не в размере груди, превосходящем самые невоспитанные сны музыканта. Не в огненном цвете волос, уложенных «ракушкой», и даже не в белоснежном цвете кожи, гладкой, как мрамор.
Поля восхитила музыкальная плавность каждого, даже самого незначительного жеста Терезы. В приветственном взмахе кисти, украшенной тонкой золотой цепочкой, он услышал целую симфонию, исполненную оркестром духовых и струнных, человек на пятьдесят. «Муза!» – это слово неожиданно пришло Полю в голову, и он тут же покрылся гусиной кожей. Давно забытое и до тупой боли приятное ощущение благородного экстаза пробралось к нему в сердце. Причем казалось, что и Тереза увидела в музыканте нечто волнующее. Глубокий вдох – и только требования беспощадного этикета заставили обоих отвести глаза.
Платье хозяйки с глубоким декольте мерцало запретным цветом. Сквозистая морщинистая шелковая ткань подчеркивала ее шикарные формы, и Полю казалось, что если он прикоснется к ней – то получит ожог.
Теперь он уже был уверен, что «сыграет». Сжимая в руках скрипку, все меньше и меньше сомневался в принятом решении. Ему хотелось наблюдать за Терезой бесконечно, а она как раз готова была слушать. Поль поднял смычок.
Раньше он любил играть исключительно под руководством Шарля. Следя за движениями смычка маэстро, пытаясь уловить каждое из них, и копируя. В то же время, дирижер, помогавший всем остальным, Полю только мешал – репетируя в юношестве с оркестром, он прикрывал глаза и прижимался щекой к инструменту, паря в музыке без посторонних, заставляя остальных угадывать его.
Теперь же глаза его жадно следили за каждым движением губ Терезы, каждым шевелением ее платья, каждым вздохом. Сам того не сознавая, он подхватывал, поддевал просыпавшиеся в ней эмоции. Не понимая, что творит, Поль уверенно доводил Терезу до катарсиса – ни один звук его игры не выходил за рамки подсознательных желаний слушательницы. А все вместе они кружили ее, не давая вырваться ни на минуту.
Пуйо не успевал за Полем в тонкостях, потому еще в самом начале бросил это занятие. Он послушно взял нужную тональность, наладил ритм и, не отвлекаясь, точно вел басы. Пуйо как будто страховал Поля, испугавшись его рискованных соло. На них скрипач мог запросто сорваться, когда воодушевление набирало высоту, недосягаемую никакому опыту и таланту.
Что играл Поль? Вообще то, всего лишь «Времена года», но как! Словами это сложно передать.
В каждую ноту он втискивал три. Обычную терцию он успевал отразить во всех октавах, как отражает солнечные лучи беспокойная вода. Смычок налетал на пальцы, угрожая отрубить их напрочь, но в последние доли секунды, проскальзывал между ними, как нож в умелых руках горца.
Поль начал так яростно, что нокаутировал слушателей до того, как утихла последняя вибрация гонга. Все пятеро пришли в восторг еще раньше, чем смогли это понять – прежде чем обменяться многозначительными одобряющими взглядами, присутствующим пришлось обнаружить себя с открытыми ртами, руками, застывшими в полужестах и выпученными глазами.
Вслед за мощным взрывом, игра Поля потекла ручейками раскаленной бронзы, окруженной белым паром и сыпавшей снопом искр. Господин ящерица все выше подпрыгивал на оттоманке и широко улыбаясь, пучил глаза. Вода в аквариуме начинала закипать и его молодая родственница, позабыв о белоснежном платье, принялась разбавлять ее пуншем.
Человек-цапля долго пытался усидеть на месте и сучил ногами по полу, но в результате не выдержал, и пустился по залу в удивительных для себя самого пируэтах. Компанию ему составила девушка-газель. Сначала от избытка чувств она держала Терезу за руку, потом вскочила и пыталась увлечь хозяйку за собой, но та осталась неподвижна.
Тереза не видела и не слышала гостей. Для нее не существовало никого.
Только Поль и его скрипка.
Не смея шевельнуться, хозяйка пентхауса держала руку на сердце, а глаза, на которые то и дело наворачивались блестящие слезы, не отрывала от музыканта. Она пыталась поймать встречный взгляд, скользящий вдоль всего ее тела. И когда ей это удавалось, Тереза млела.
Взмах! Смычок Поля на миг оторвался от скрипки, чтобы войти в нее с новой силой.
Вздох! Рука Терезы неуверенно потянулась к приоткрытым губам. Кончики пальцев обдало горячим дыханием.
Впечатления музыкальные начали плавно перетекать в истому совсем другого характера. Тереза поняла это потому, что присутствие самых дорогих гостей и то начинало раздражать ее. Газель, гарцующая с малибу, казалась уже антилопой гну. Кавалер тайного ордена Ящеров, адепты которого повелевали миром (а ведь именно таковым являлся пожилой господин с перепонками на пальцах), и тот начал напоминать ей жабу. «Бросить бы в этот аквариум фен». — Подумала Тереза, покосившись на гостью в когда-то белом платье, которая не только не хотела, но еще и не могла самостоятельно уйти пораньше. И тут ее мрачные мысли прервал молодой человек с клювом.
— Это невыносимо! – Заорал он человеческим голосом. – Я не могу остановиться!
И вправду, его ходули заплетались в таких сложных фигурах, что шнурки одного туфля завязывались узлами со шнурками второго.
Поль остановился, и отвел руку со смычком в сторону, давая танцору возможность закончить мысль.
— Не будем дожидаться, пока наше настроение пройдет, а вместо этого, прямо сейчас отправимся в клуб!
Все переглянулись.
— Точно! В клуб! – Поддержала его мадемуазель газель. – Тереза?
— Блестящая мысль!
Хозяйка взмахнула хвостом и повернулась к мистеру цапле. Она ни за что не хотела упустить случайный и, возможно, единственный свой шанс.
— Я считаю, что нельзя терять ни минуты!
Все вскочили с оттоманок, старый жаб с необычайной легкостью сгреб аквариум с племянницей или внучкой, или как ее там! и побежал к выходу первый. За ним, переставляя ноги словно циркуль, бросился затейник-цапля. Парнокопытную брюнетку он волок за собой, держа под руку. Отставала одна Тереза. Впрочем, после произнесенных ею азартных реплик, никто не мог и не заподозрил ее в жульничестве.
А задержалась Тереза, чтобы незаметно для остальных, приблизиться к Полю. Пуйо тоже был рядом, но так увлеченно хлебал оставшийся пунш, что и не подумал подслушивать.
— Мне неловко просить вас… — От музыки грудь хозяйки пентхауса все еще вздымалась рывками.
— И все же?
— Что если вас я попрошу остаться? – И опомнившись – Ненадолго! Я обещаю не выведывать секретов этой магической, завораживающей игры! Но я хочу хотя бы каплю приоткрыть завесу тайны и узнать о самих вас…
— Да! — Поль тоже был хорош.
— Так значит?..
— Я жду!
Услышав последнюю фразу, Пуйо поднял голову из ведра, в котором торчал не пригодившийся ему половник. Он облизал остатки пунша и покосился на удаляющуюся Терезу. Проведя нехитрую параллель, он улыбнулся.
— Сегодня твой вечер, старина!
Поль подскочил к нему, и схватил за плечи.
— Друг мой! Пуйо! Я отдам тебе свою долю! Я так благодарен тебе!
— Я сам знаю, что мне пора сваливать.
— Перестань! Слышишь? Я тебя никуда не отпущу! Она наверняка хочет, чтобы мы сыграли еще!
Пуйо нахмурился, и пристально посмотрел на собеседника, пытаясь понять, на самом ли деле, Поль так думает.
— Поль?
— Прошу тебя! – Не унимался музыкант. – Мы не должны огорчать ее! Ведь она так прекрасна!
— Поль!
— Она…
— Поль, твою мать! – Пуйо добился паузы. – Ты действительно наивный болван, или просто издеваешься надо мной?!
Выбор был не богат.
— Издеваюсь? Нет, конечно… — Поль замолк.
— Тогда слушай. Старик. Ты свел эту бабу с ума, и тебе за это расплачиваться здоровьем. Я тут ни при чем. – Пуйо случайно икнул. – А с музыкой, чтоб ты знал, на сегодня покончено. Тереза выпроводила гостей не для того, чтобы ты пиликал ей в привате.
— Ты думаешь?..
— Я уверен. Лучше сходил бы в душ до ее прихода. – И пока Поль выражал протест, размахивая руками, Пуйо уже звал дворецкого. – Дружище, вымоешь маэстро?
— Вымою, сэр.
Идея — ни с того ни с сего пойти купаться в чужой ванной, казалась Полю дикостью. Но как отказаться? «Спасибо, я чист?», или может быть «спасибо, я после семи не моюсь?».
— Спасибо, я, пожалуй, сам. – Выдохнул Поль.
— Как пожелаете, сэр.
— Вообще, мне не совсем удобно…
— Если хотите, мы скажем хозяйке, что вы запачкались.
Дворецкий, не спеша и не меняясь в лице, отошел к ведру, достал оттуда половник, вернулся к музыканту и, как будто в порядке вещей, вылил коктейль ему на голову.
Только почувствовав пунш у себя за шиворотом, ошарашенный Поль понял, что это не шутка.
— Но мой костюм! – С опозданием сообщил он.
* * *
текст: Матвей Никитин
фото: Виталий Очеретяный
