Человек может спрятаться внутри себя самого, внутри стула на котором сидит, внутри книги, которую читает…

Однажды в маленьком дворике на Андреевском спуске я спрятался в теле святой Марии.

Думаю, кроме меня ее больше никто не называл святой. Я же назвал ее святой, потому что она прощала мне все…

Как то раз мы со святой Марией ужинали в чудесном французском ресторанчике с множеством развешенных на стенах картин.

Это место нравилось мне потому, что несмотря на то, что картинам на стенах было тесно, это теснота не теснила меня… В разношерстной мозаике не было главного героя; ни «Воскрешения Лазаря» ни «Профиля Вольтера»; ничего такого, что заставит глазеть на себя неотрывно в поисках скрытого смысла.

Зато на подоконнике сидела страшная зубатая кукла. Она была похожа на надувную резиновую блядь с зубами щелкунчика… При взгляде на нее мне, (подобно футболисту, стоящему в стенке перед пенальти) хотелось прикрыть гениталии руками. При одном воспоминании об этой кукле меня до сих пор разбирает смех…

А еще на веранде этого кафе живут несколько интеллигентных котов-джазменов, которые прописались там не столько ради объедков, сколько ради Каунта Бейси. Однажды я провел эксперимент – попросил официанток выключить джаз, а затем, как-бы невзначай, положил под стол несколько кусочков восхитительного лососевого карпаччо. Я был уверен – коты немедленно набросятся на угощение. (Во всяком случае, так бы я поступил, будь я котом). Но стоило выключить джаз, как мои музыкальные коты ушли прочь, даже не взглянув на карпаччо… Вот такая публика наведывалась в мое любимое кафе!

А еще в этом кафе иногда случались мистические происшествия. Например, однажды официантка принесла мой любимый салат, хотя я заказал совсем другое блюдо.

Представьте: вы ошалело смотрите на тарелку, девушка вдруг начинает извиняться так, будто подала вам суп на вареном мышонке… А вы говорите: «спасибо тебе, дорогая, что прочитала мои мысли лучше меня!» Бедная официантка в ответ только краснеет и прячет глаза: ей кажется, что вы подтруниваете над ней, и сколько не доказывай обратное, она уходит, не поверив и отказавшись брать щедрые чаевые.

Вот такая девушка подавала мне кушанья в моем любимом кафе…

Поразительная вещь: человек приносит тебе радость, и тут же просит прощения за то, что ты его об этом не просил… Так же было и с Марией — она часто просила у меня прощения за прегрешения, которых не совершала; это еще одна причина, по которой я называл ее святой.

В тот вечер мы с Марией ели мясо по-татарски и пили вино, а потом, выйдя на улицу, поняли, что должны немедленно заняться любовью. Не сговариваясь, свернули в первую же подворотню. Это оказался крохотный очаровательный  дворик со старенькой скамейкой под сенью каштана.

Во двор выходили десятки окон, некоторые из них были отрыты, впуская в квартиры свежий сентябрьский воздух с примесью стройки и старой листвы.

Во дворике было тихо, как в райском саду, и мы медленно двигались навстречу друг-другу, а потом в обратном направлении, и так снова и снова… В первые минуты казалось, что нашу близость можно легко оборвать неосторожным словом, острым смешком, или упавшим на голову каштаном. Ведь хотя мы вели себя довольно интеллигентно (не опрокидывали хрупкую лавочку, на которой стояли коленки Марии; не издавали неприличных возгласов, всхлипываний или каких-то других откровенных звуков) все же мы производили определенный шум.

Проходили минуты, а мы все еще одни… Из светящихся окон не торчит ни одна голова!

И тогда я подумал: «а что если нас нет? Мы исчезли, растворились в сентябрьском воздухе?..»

И я шепнул эту мысль на ухо Марии.

Мария ничего не ответила, но явно согласилась со мной. Не спрашивайте, как я понял, что она согласилась – она молча дала мне понять…

Вдруг за спиной раздались твердые мужские шаги. Когда человек, пройдя через дворик, ступил на лестничную площадку,  звук шагов стал гулким.

Через несколько минут в подъезд за нашей спиной проскользнула оживленная парочка. Мужской и женский голоса со смешливыми нотками мы услышали еще за несколько секунд до того, как они очутились в НАШЕМ дворике. Так что и здесь ошибки быть не могло: их смешки и ужимки не имели к нам никакого отношения. Все так же хихикая и расшаркиваясь друг перед другом эта увлеченная парочка нырнула в подьезд не обращая на нас ни малейшего внимания.

Вслед за парочкой под стеной дома прошмыгнула одинокая женщина. Судя по звуку шагов – хрупкая и миниатюрная.

Она прошла мимо нас так быстро, что я подумал: «уж она-то точно видит нас… Но она такая одинокая и странная, и ей не к кому пойти в гостью этой ночью, и может быть даже ночью следующего дня… Поэтому она и убежала так быстро, чтобы не успеть ощутить то, что чувствуем мы, ведь это принесет ей только боль, как любая радость, оставшаяся неразделенной…»

К тому времени, когда мне пришла в голову эта мысль, я уже чувствовал прохладное безразличие ко всему происходящему.

Мария прижималась ко мне своими нежными замерзшими коленками, и я заметил, что ни одно новое окно не зажглось в доме у каштана.

Может быть пара, проходившая мимо, войдя в дом, тоже не потрудилась раздеваться и включать свет?.. А одинокий мужчина, войдя в подъезд, не стал спешить в свою квартиру, а остался подсматривать на лестничном пролете… Там же, у окна, он мог встретить хрупкую женщину, проскользнувшую мимо нас так испуганно и спешно. И может быть, столкнувшись на лестничной клетке, эти двое?..

«Мария… Святая Мария» –  прошептал я на ухо девушке, подумав обо всем этом. «Ведь может же быть , что мы  подарили этим людям новую жизнь?»

«Я только что думала об этом» – улыбнулась Мария – «Я представляла себе эту одинокую женщину, входившую в подъезд, где ее ждет одинокий мужчина… Эта мысль очень помогла мне…»

Выйдя из дворика и взглянув на стену дома, напротив которой осталась наша лавочка, мы оба расхохотались. Надпись на стене гласила: «Клиника репродуктивной медицины «Надежда». Прием с 9:00 до 18:00 без выходных».

*  *  *

Когда Мария оставалась у меня, она складывала мои носки в аккуратные мячики для рэгби. Мячики были почти идеальной продолговатой формы — прекрасные снаряды для метания на дальние расстояния.

Когда держишь в руках такой мячик, с ним хочется делать все, что угодно, только не развязывать.

До появления Марии носки всегда лежали врозь; валялись в черноте моего ящика, как одинокие обессиленные змеи.

Однажды утром, когда я думал об этом свойстве своих носков, Мария прервала мои размышления такими словами:

«Они же у тебя почти все без пары! У тебя слишком… слишком самостоятельнее носки!»

Она улыбнулась своей шутке. Я улыбнулся в ответ.

Ох уж эта ее любовь к порядку…

«Пары иногда расстаются, Мария…» – подумал я, но вслух ничего не сказал.

Я тогда подумал: как трудно держать рот на замке, когда «болтливый демон» внутри тебя подмывает произнести вслух что-то, что может ранить…  Но может быть иногда стоит помнить о нем, если хочешь, чтобы пара продержалась дольше, чем лежат на полке свернутые в мячик носки?

текст: Алексей Бобровников, рисунок — Дарья Марченко