За последние три дня Кундера являлся мне дважды. Один раз на высоте девять тысяч восемьсот метров – на пути из Киева в Варшаву. А второй – вчера, во время прогулки с ребенком.
Первый раз он был Милан, как Милан: прищуренный, с сигареткой — на мягком пожелтевшем заднике «Бессмертия». Рассказывал о странных женщинах, у которых и так все было, но они хотели еще чего-то – то одиночества, то бессмертия.
А во второй раз Кундера пришел ко мне в старушечьем платке и стоптаних суконних ботах.
Ковылял он по аллейке, где я гуляла с сыном, и остановившись рядом, без предупреждения начал вываливать на меня главы своей никогда не написанной книги.
Конечно, это был никакой не Кундера, а старушка, что живет в квартире над нами. И Кундеру она знать не знает. Ни строчки. В глаза не видела.
Но то, что она решила рассказать мне на моросящей аллее, очень отдавало той самой «невыносимой легкостью…»
Я не стану редактировать и приукрашивать ее рассказ – ведь как можно редактировать Кундеру?
— Какой славный малыш! – зацепила она меня, кивая на моего маленького сына. — У меня тоже такой был. Мальчик. Хорошенький такой – тоже белобрысенький. Умер. Два месяца до 35 лет недожил. Ну, невестка осталася и трое деток – слава Богу, хоть так… Живут сей час со мной. Я ж эту квартиру 24 года ждала! В общежитии сталько лет – койко-место, и не паложена, не паложена, не паложена. Соседи у меня по общежитию – особенно там один был – он моего ребенка ненавидел. Только у меня дитё заплачет – он орет: ты что, успокоить его не можешь!? А куда мне деться с ним?
В очереди уже седьмая стояла. И сталько лет – все седьмая и седьмая! А квартиру не дают. Я уже прихожу к этому начальнику – а он с молодой спал – ему 54, а ей 19 – так она полгода поработала, он ей квартиру дал, а я — столько лет! Прихожу, говорю: почему мне не даете, я столько лет на шиферном заводе, я вторым беременна, мне надо. А он и секретарша его – как подняли меня на смех, так смеялися, рачки лазили по кабинету, мол, куда тебе второго… Я пошла на четвертом месяце по блату – от такую банку смальца (мне с села передали) отнесла врачу – это… сделала. Мне его там по кусочкам вынимали. Не больно было, ничего не болело ни тогда, ни потом. Но деток уже у меня больше не было после того.
Только один.
Умер молодым совсем…
А я это – на почту иду: узнать приносили пенсию, или нет? Или невестка уже получила да
Если дадут пенсию, в «Фуршет» схожу. Мне здесь удобно, нравится, и магазин рядом. Хорошо, что дали квартиру на массиве. Хоть и 24 года ждала…
И чего меня в этот Киев принесло? Я ж с села, с Белоруссии приехала молодая. Расхвалили мне Киев – да какой хороший город. А что тут хорошого? В общежитии сталько лет – койко-место. А в селе у меня парень такой был – со всеми удобствами.
(Она повторяет это свое «со всеми удобствами» на радость литератору, смакующему аллегории. Вот тут бы Кундера точно улыбнулся).
— Со всеми удобствами: хатка там, огород, корова, свинки. Только я за него не пошла, потому что его отчим сразу надо мной смеяться стал: что, мол «рубль двадцать», ну, я ж маленькая росточком. И я подумала: если он сейчас уже так смеется, то куда ж там жить приходить?
И не пошла.
А посватала за него свою подружку.
Они поженилися. Трое детей. Он сейчас уже умер, но трое деток!
(Она рассказывает все очень ровно, будто перипетии не раз просмотренного сериала. Только упоминание о детях заметно волнует ее.)
— Трое.
А у меня только один. Жалею, что только одного родила. Если б была квартира…
— Так Вы не были замужем? – уточняю.
— Конечно, я холостячкой прожила. Встетился мне тут в Киеве красавец-мужчина. Голубоглазый! На «Ленинской кузне» работал. Только ничего такого у нас не было…
(Я не поняла, что значит «ничего такого» — ничего, кроме общего ребенка? И аборта? Или «такое» — это свадьба и роспись? Но я не спросила. Мне почему-то показалось, что этого вопроса она не поймет.)
— Через 24 года — кагда я квартиру получила – он ко мне пришел жить, — добавила старушка.
(Где он теперь? Умер ли рядом с ней или ушел до того? – мне было страшно любопытно, но я не спросила. Нет, я не боялась ее обидеть, просто как-то поняла, что для нее это уже неважно. По-настоящему важные детали она упоминала сама. )
— А тот начальник, что мне квартиру не давал, а дал своей 19-
— Хорошенький какой! – кивнула она на моего сына, резко вынырнув из своих воспоминаний. – Жаль, что у меня только один ребеночек… был… — подытожила она и поковыляла прочь.
Эх, если бы не эти суконные боты – подумала я — идеальный персонаж для Кундеры. Женщина, которая точно знает, о чем жалеет, и которая способна пересказать всю свою жизнь, ни разу не упомянув слово «любовь».
Жалко, тут нет Кундеры. Ему бы понравилась эта «невыносимая легкость» ее рассказа.
текст: Ольга Кашпор, фото — Elzbieta Piekacz
