Серое. Потом – сиренево-серое утро. В голове у Тариела вертелась фраза из Галактиона Табидзе: «Мои горы сливового цвета…» «Мои горы…»
Январский мороз сделал хрустящими кромки луж. Очень холодный выдался январь в Тбилиси. Давно теплый город не видел такого.
Горы над крепостью Нарикала слегка присыпало снегом. Именно это слово: слег-ка…
Серебристое, холодное, с примесью бледно-лилового, и хрустящая изморозь под ногами. Вот так начинался этот день.
Тариел шел по улице Горького. На площади, за памятником писателю с юношеским чубом (этот молодецкий вихор даже в бронзе остается белобрысым) он свернул вниз, к храму Александра Невского.
Если бы в храме в тот день шла служба, непременно заглянул бы. Но службы не было, да и время не то. Проходя мимо собора Тариел подумал: «вот если бы там сейчас пели…» Он представил как горят свечи у иконостасов, как православный священник курит ладан, и борода у этого священника редкая, сама как будто дымчатая… От этого образа ему стало тепло, и из-за нахлынувшего вдруг ощущения тепла Тариел поежился… Через секунду, когда образ улетучился, он все также шел по улице, хрустя подошвами по ломкому, острому льду.
Тариел шел к реке. Он решил повторить тот маленький маршрут, по которому они вчера шли с Маро. Раньше он никогда не провожал ее домой – только до угла улицы, ведущей от реки вверх, в район Плеханова.
Там она всегда останавливалась. Она первая. Всегда – она… Она как бы говорила: «стоп, дальше нельзя» и они говорили еще с полминуты, прежде чем она махала ему рукой и шла дальше одна.
Но вчера она не остановилась на том, старом месте и они прошли вместе еще несколько кварталов. Вчера он проводил Маро до входа во двор! Не внутрь двора, но до ворот.
Вот… до этих самых.
Тариел уже дважды за утро проделал этот маршрут. Подходил к воротам, стоял возле них, потом быстрым шагом к реке, срезая крюк, а дальше почти бегом, не тратя времени на участок дороги по которому они еще не ходили вместе с Маро; бежал дальше, запыхавшись, через реку, мимо Сухого моста – к консерватории и оттуда, только теперь уже медленно, чинно, так же как вчера, а может и еще медленней, снова – в сторону ее дома…
Маро.
С первого курса – Маро. Никого и ничего – только Маро. Вся музыка мира – Маро. Песнь песней – Маро…
На том месте у моста, дальше которого нельзя, они всегда останавливались и говорили. (Или не говорили? Ведь он часто, в эти последние полминуты перед прощанием, просто стоял рядом, отвернув голову в сторону реки и стараясь не смотреть на нее).
Он никогда не пытался настаивать, предлагать «давай я пойду с тобой» или хотя бы, вопросительно, «я проводил бы тебя, да?» или (совсем уж немыслимо) шутливо произнести «когда будем знакомиться с мамой?»
Нет, Тариел никогда не сказал бы такого…
Но вчера все было по-другому. Она не остановилась, даже не замешкалась на том, старом месте.
На углу дороги возле старого платана он чуть было не споткнулся, когда неожиданно оказалось, что дальше позволено идти вдвоем…
И они шли. Мимо бесчисленных маленьких лавчонок, мимо пекарни со свежим горячим хлебом; мимо тех мест, которые были по соседству, а потом почти рядом с ее домом, и, наконец, возле самого дома…
Только у входа во двор она остановилась, чтобы попрощаться.
«Теперь уже я не буду останавливаться там, за мостом!.. Теперь у меня есть НОВОЕ МЕСТО!» – торжествующе думал он.
«Маро, спасибо, что разрешила проводить тебя», «Маро, извини, а как ты думаешь, мы завтра увидимся в консерватории?» «Маро, ты не хочешь еще погулять немного?» «Маро, я очень давно хотел сказать тебе, Маро…» – несколько фраз крутились в голове у Тариела, но на кончике языка была другая – обыкновенная, как попросить хлеба, как наклонить голову, чтобы выпить воды…
Сияющий Тариел, самый смелый в мире Тариел… Он больше не выбирал выражений:
«Маро, что ты делаешь вечером?» – спросил он.
«Я встречаюсь с одним человеком, Тато» – ответила она.
Я встречаюсь с одним человеком, Тато.
Я встречаюсь. С одним человеком.
Я встречаюсь…
Пока они прощались, и Маро уходила вглубь двора, эти слова звучали для него просто как «сегодня я встречаюсь с одним человеком», но стоило ей исчезнуть из поля зрения, как Тариел подумал: «Что она имела в виду?»
На следующий день, пройдя три раза от ее дома к консерватории и обратно, он пропустил все занятия.
«Ты что, не знал? Она — девушка Джохадзе» – сказал ему друг.
«Какого Джохадзе?» – спросил Тариел уже механически, не воспринимая больше никаких слов.
«Сына Цотне Джохадзе, Большого Дато» – ответил тот, как будто все должны были знать кто это.
Тариел отвернулся.
«Пойду я…» – сказал он.
«Ты что, расстроился? Все знают, кроме тебя… Эй, ты куда? Что ты делаешь сегодня вечером!?» – кричал ему вслед друг. «Сегодня мой старый в баню идет, слышишь? Заходи ко мне, найдем что-нибудь в погребке!»
Тариел не слышал.
Он шел… Теперь уже не по улице, которой они шли вчера с Маро. Скорее, скорее, мимо парка, поскальзываясь на застывших лужах.
Он пробежал мост, к тому месту, где…
Дальше он свернул направо, под мост.
Что он скажет Маро?..
Он скажет: «Маро, я знаю, что есть кто-то, но…»
Нет, он скажет «Маро, мне один человек сказал…»
Нет, просто, «Маро…»
Он скажет ей: «Микуархар, Маро…»
Я люблю тебя, Маро.
Он просто скажет…
«Эй ты!» – крикнул кто-то за его правым плечом.
Тариел обернулся.
Там стоял один. Высокий. Большой.
«Дато…» — подумал Тариел.
«Ты что, ухаживаешь за моей девушкой?» – спросил высокий.
Значит вот он, значит, большой Дато. «Наверное, он видел, как я провожал Маро. И потом видел меня, ходившим вокруг ее дома…» — думал мальчишка.
«Я не знаю, о чем ты говоришь» – мог бы ответить Тариел. Или еще: «Нет, я не ухаживаю ни за кем», «А кто твоя девушка?», «Маро – твоя девушка – я не знал», – могло быть несколько вариантов ответа. Все они прокрутились в голове Тариела, когда он услышал вопрос.
Ухаживает ли он за Маро?
Маро.
Маро.
Маро.
«Нет, я не ухаживаю ни за кем», «Я не знаю Маро», «Я не ухаживаю» – все еще мог ответить Тариел.
Но вслух он сказал так: – «Я тебя не знаю. Ты – кто?»
Высокий смотрел на него в упор.
«Ты, что не знаешь, кто я? Я – Дато, парень Маро»
«Здравствуй, Дато, я Тариел», «Дато, я не знал, что Маро – твоя девушка», «Дато? Значит это ты – парень Маро?» – мог бы спросить Тариел.
«Он очень крепкий. Он – царь» – подумал Тариел. «Строитель» – еще подумал он. «Царь строитель. Агмашинебели… Царь Давид… Так вот он значит какой – парень Маро. Дато. Маро. Дато + Маро» – думал Тариел.
Теперь он понимал – Маро не будет его, она принадлежит Дато.
Дато может и будет изменять ей, но Маро всегда будет принадлежать Дато, что бы он ни сделал…
И что бы он, Тариел, ни делал, Маро останется с Дато.
«Если бы я раньше знал Дато, я бы не стал… Если бы раньше… я бы на нее не смотрел. А иначе как не смотреть на нее?.. А так… Но как было не смотреть на нее?.. Как?» – думал Тариел.
Ему вдруг захотелось плакать. Вот он, Дато, перед ним. Теперь он увидел его. Дато, сын Цотне из рода Джохадзе…
«Ты никто для меня…» – вслух сказал Тариел.
«Ты для меня – никто… я правильно все сказал? Хотел сказать – «Ты для меня – никто». А сказал – ты никто для меня… Черт с ним… Ты… для меня… никто…» – подумал Тариел.
«Я никто для тебя?» – переспросил Дато.
«Ты для меня никто» – подтвердил Тариел. «Я в первый раз вижу тебя, человек – продолжил он. – Ты спросил, кажется, ухаживаю ли я за Маро? А я тебе скажу так: Маро это Маро. А я – это я. А ты для меня – никто»
Вот так закончил Тариел.
В эту секунду он уже окончательно решил для себя все. До этого он колебался. Даже не то, чтобы колебался… Просто до этого он не успел подумать о том, что будет ПОТОМ. А теперь, подумав, он знал… Потом не будет Маро…
У меня не будет Маро…
Тариел смотрел на Дато, восхищаясь им. Он знал теперь, что будет через минуту… Тариел уже не мыслил категориями следующего хода. У него остался только один ход.
Теперь, решив для себя все, он уже не смотрел на шаг после…
«Будет так, как я решу…» – сказал Тариел вслух, казалось, невпопад.
Свидетели, без свидетелей… Маро будет ждать Дато. Тот выйдет и возьмет ее. Через десять лет Дато выйдет на свободу и Маро опять будет его. Ничего ему не станет в тюрьме, этому Дато. А ему, Тариелу, никогда не прикоснуться к Маро, никогда не обнять Маро. Ему, Тариелу, никогда не быть с Маро. Никогда. Не быть. С Маро.
Он даже не думал об этом теперь – мысль возникла тогда, в первые секунды, когда Дато, который стоял перед ним, сказал, что он парень Маро. Тогда проскочила мысль – даже если умрет Дато, Маро все равно никогда не достанется ему, Тариелу. А если бы умер Дато… Ничего. Ничего не измениться. После Дато у нее может быть только другой Дато. Но никогда он, Тариел.
«Ты никто для меня, человек» – сказал он еще раз, все уже предвосхитив.
Дато смотрел на него, и Тариел знал – осталось несколько секунд. Что еще сказать, чтобы скорей?
Осталось одно, самое быстрое… Последнее слово, за ним – темнота. Сказал – и с богом…
«Я маму твою имел, Дато» – тихо сказал Тариел.
Дато не шелохнулся.
Тариел смотрел на него.
Ну?
Ну что же ты ждешь, человек? Давай!
Неужели – нет?..
А может быть, он не сделает этого? Может он сейчас отпустит меня. Развернется и уйдет, как царь, а я останусь тут, стоять – с ужасом думал Тариел.
Только не это… Нет… Только не это…
Дато стоял и смотрел на него. Огромный, страшный Дато.
Неужели уйдет? – Тариел похолодел от этой мысли. – Нет. Не уходи так, не оставляй меня тут, Дато… – звучал умоляющий голос у него в голове.
А вслух он сказал:
«Я маму твою имел, и всех матерей рода Джохадзе, понял?»
Тариел успел улыбнуться. Помогло. Не могло не помочь. Слава Богу… Слава Богу!
Дато выхватил из кармана тугой черный ТТ и выстрелил. Сначала прямо перед собой, не прицеливаясь, – только как ответ на первое, на то, «что маму твою имел»… Механический ответ.
Попало в живот.
А потом, через секунду, когда до Дато дошел смысл последней фразы – еще два раза.
В грудь.
В грудь.
За всех Джокадзе тебе, сосунок. Вот тебе за всех Джокадзе…
Складываясь вдвое, а потом распрямляясь и уходя спиной назад Тариел улыбался.
В свои последние секунды он уже не думал о Маро. «Странно, — успел подумать он – а ведь я не говорю ее имени. Больше не говорю… Я… Спасибо, Дато. Спасибо…»
текст и фото: Алексей Бобровников
