«Гарри не поздоровилось» — задумчиво сказал Билл, глядя на кардиомонитор, прикрепленный к телу его старого приятеля.

Как это случилось – не так уж важно. Может быть, лобстер был не слишком свежим, и Гарри скрутила химическая реакция, повлекшая за собой необратимые последствия, а может быть он тайком переборщил с порцией джина или другого успокоительного. Может быть и так, что на заправочную станцию ворвался террорист, открыл пальбу, и мощнейшим взрывом Гарри выбросило из окна, пронесло еще пятдесят метров по воздуху и швырнуло плашмя на крышу старого бьюика, припаркованного у придорожного мотеля. Крыша прогнулась, Гарри остался недвижим…

Как бы то ни было, результат один: вокруг колбочки, клеммы, датчики, пластиковые мешочки с раствором и трубочками in/out.

Гарри мгновенно превратился в икону: к нему можно обращаться, но сам он ничего не ответит. Только врачи, эти жрецы культа, могут трактовать затаившим дыхание прихожанам каждое подергивание его век.

При жизни Гарри был флейтистом в «Метрополитэн опера». Сейчас он был просто человеком, который видит сны.

Спящий, лишенный связи с реальностью, он, вероятно, просматривал перед глазами свою жизнь, проигрывая основные партии: роман с роковой скрипачкой Софи, несыгранную «Классическую симфонию» Прокофьева, еще какие-то менее значимые темы.

Что мог еще сыграть Гарри, вернувшись в этот мир? Гарри было, конечно, видней. И, судя, по зрачкам, плясавшим под закрытыми веками, он предпринимал недюжинные усилия, чтобы вернуться.

«Черт, только не Гарри!» — твердили собравшиеся.

Билл и Джефри стояли у изголовья и транслировали через веб-камеру на телефоне кадры его агонии.

Хамфри и Джессика на другом конце света прильнули к монитору. Верней, смотрел только Хамфри – Джессика страдала мигренью и просила мужа пересказывать увиденное: смотреть на Гарри в таком состоянии было бы в высшей степени неразумно.

«Лучше бы фон Ротке не пришел на репетицию» — попытался пошутить Билл.

Это вызвало хохот, но никто не продублировал шутку в своей ленте новостей: гнев фон Ротке был страшнее любой комы.

«Когда закончится его страховка и гонорары, будем скидываться из собственных» — предложил сердобольный Милош.

«Сколько стоит один день этой комы?» — спросил Джефри.

«Черта с два я дам ему денег» — подумала Карин, а вслух сказала: «Думаешь, бедняга надолго в таком состоянии?»

Софи, скрипачки, не было в чате – она проводила каникулы на Бали с Джастином и отключила телефон.

«Я посчитал бюджет всего – если мы будем выделять по три процента гонораров и увеличим отчисления на корпоративную медстраховку на полтора процента ежемесячно – Гарри будет жить!» — сказал Арон. — «Главное, уговорить фон Ротке».

«У него есть квартира на Десятой авеню» — сказал Джефри — «ее можно продать, и на вырученные деньги содержать Гарри сколько угодно. Потом, когда он выйдет из комы и пока не освоится – он может пожить у друзей. По очереди. Я легко приму Гарри на месяц-другой. А вы?»

Билл и Милош тут же согласились.

«Значит так, решаем вопрос с юристом, и Гарри спасен» — сказал Билл.

«А если его не возьмут назад в штат?» — спросила Карин.

«А если он выйдет из комы, но…» — задумался Джеф, и все умолкли, переваривая сказанное.

«Можно заложить его дом в Нью-Джерси» — прервала паузу Марго.

«С домом ничего не получится – он же в ипотеке» — добавила, как бы невзначай, Карин — «С другой стороны, ипотека почти выплачена, а у Гарри нет наследников… Если бы он только на минуту вышел из комы, мы бы уладили этот вопрос с наследством, кто-то из нас, кто был ближе ему при жизни (сама того не замечая она начала говорить о Гарри в прошедшем времени) выплатил бы остаток кредита».

«Это верное дело» — сказал Хамфри и пожалел, что улетел из города. Ведь как здорово было бы сейчас оказаться рядом с Гарри, если бы тот вдруг открыл глаза…

«Интересно, что ему снится?» — мигрень была забыта и Джессика вот уже несколько минут всматривалась в лицо Гарри. Там, под закрытыми веками, его зрачки то ли с ненавистью пробегали по верхним нотам адской прокофьевской симфонии, то ли с нежностью следили за порхающими запястьями скрипачки Софи…

В эти минуты Гарри – жил. Это было ясно каждому…

В ту ночь всем-всем-всем, от дублера до солиста, от дирижера до служащего соседней парковки, и даже каждому случайному посетителю «Метрополитэн опера», хоть раз слышавшему флейту Гарри, приснился один и тот же сон. В нем музыкант, жизнерадостный и улыбающийся, обращался к своим друзьям и знакомым с несколькими короткими фразами: « Это Гарри. У тебя есть немного времени? Если можешь, подари мне какое-то время. Сколько тебе не жалко, Крис, Билл, Джек, Бриджит, Марго, Стефани, Арчил, Франц…»

Каждый из знавших Гарри получил это сообщение на свой внутренний автоответчик и проснулся с мыслью: «вот это да!»

Начались звонки, сообщения, обмены изумленными возгласами «ты представляешь?!»

Сообщение не получила только Софи – то ли потому, что слишком крепко спала, то ли потому что даже в эту, самую отчаянную минуту, Гарри не решился показать свою слабость этой холодной скрипачке.

«Коллективное бессознательное» — сказал редактор телеканала новостей, которому один из его репортеров, выпивавший с Гарри на каком-то приеме и тоже получивший сообщение, предложил снять сюжет о флейтисте и шумихе в социальных сетях, которую наделал странный сон, приснившийся в одну ночь тысячам людей.

Гарри с его прыгавшими под закрытыми веками зрачками в одно мгновение стал звездой.

Несколько телеканалов показало сюжет о музыканте, неожиданным, почти мистическим образом, обратившимся за помощью к знакомым и друзьям. Кто-то стал собирать подписи в поддержку Гарри, в интернете в тот же день возник его фан-клуб…

«Сколько времени нужно дать Гарри, чтобы он успел решить все свои дела?» — спросил Хамфри у других ребят, когда они собрались на следующий день в одном из пабов, где привыкли отмечать премьеры, дни рождения или просто окончание очередного недоигранного дня.

«Я не знаю, что он хочет. Наверное, успеть решить какие-то вопросы. Откуда мы знаем, сколько времени это займет?»

«Нужно чтобы каждый подарил ему несколько часов. Или даже дней. Надо не скупиться. Мы же не знаем кто еще и сколько даст» — сказал Милош.

«А сколько бы ты сам дал ему?» — спросил Хамфри.

«Я думаю, если мы все дадим ему по часу, времени должно хватить».

«Если бы все сбросились по одному дню, все-все-все, кто знают Гарри, — могло бы набежать на целое мировое турне» — задумался Милош.

«Я бы дал ему два дня. Возьму отгул у фон Ротке» — пошутил Билл, но никто не засмеялся.

Все задумались.

Магическое словосочетание: «мировое турне» осело в головах.

«Мне кажется, каждый должен решить для себя сам. Нельзя навязывать общую точку зрения в этом вопросе» — отметила прагматичная Марго — «К тому же мы ведь не знаем, зачем ему нужно это время? Что он собирается с ним делать?»

«Да, тут не выйдет под одну гребенку» — согласился Хамфри.

«Я думаю, сколько ни дай Гарри времени, он все равно останется Гарри…» — многозначительно произнесла Карин.

«Миллионы людей видели этот сон. О Гарри сейчас говорит вся страна! Не думаю, что кому-то из нас суждено стать таким знаменитым  при жизни» — отметил Джеф.

«Если каждый из сорока миллионов просмотревших этот сюжет выделит Гарри по одной минуте, набежит…» — математик и перкуссионист Арон на секунду задумался и выдал – «получается 27 тысяч 777 дней… Это выходит 76 лет с хвостиком»

«Везет же некоторым!» — не сдержалась Марго.

«Да, думаю Гарри, как всегда, выкрутится» — сказала Карин.

«Хорошо, что мы встретились. Поговорили. Как-то спокойнее теперь» — подытожил Милош.

Все согласились.

Судьба Гарри была решена.

Он умер в тот же день, не дожив часа до полуночи, но все же реализовав предоставленное конституцией и законами штата право на последний звонок.

текст: Алексей Бобровников

фото: «Dans le métro», 1958 © Robert Doisneau