Оно где-то там, не то при въезде в Донецкую, не то при выезде из Харьковской.
Село «Новое Пекельное»… *
Мне никак не удается улучить момент, остановиться перед дорожным указателем, покурить возле него, глядя на то, что «потом»…
На этом участке дороги я, почему-то, всегда сплю, и выбор за меня делает шофер.
Его зовут Коля, он бывший чемпион Молдавии по футболу и лучший в мире рассказчик анекдотов из жизни города Дубосары.
Вот таких, например:
— Скажите, а как проехать туда-то?
— А вы что, не местный?
— Нет.
— Ну тогда как я вам объясню?..
* * *
Проскочили село «Деньги», проехали «Мечту».
Кто-то махнул рукой, умоляя остановить в «Зайвом» ** – но мы не берем попутчиков.
Мы покинули опостылевший дом.
Нас ждет дорога.
Дорога на Пекельне.
* * *
В пути встречаем похороны и свадьбы, кристины и рождения.
Мы едем вперед, «оставляя позади», надеясь на «впереди»…
«О мертвых и живых и нерожденных – вот о чем будет наше кино» — шутит режиссер, перефразируя украинского классика.
Мы мчимся вперед, выхватывая из тумана, из пересвета, из мороси дождя названия мест и местечек.
Добро пожаловать в кафе «Крапка» *** и «Галерею стейков». Есть по дороге
ломбард «Благо», магазин одежды больших размеров «Нюанс» и мясная лавка «Рожки да ножки». Проехали салон «Мрамор из бетона», и ритуальную контору «Злагода» ****.
Все это попалось нам по дороге на Пекельне.
На этом месте могла бы быть ваша реклама…
* * *
А бывало и так: растут из дороги села Вороны, Когти, Зубы…
Тогда я был один.
Велосипед.
Смеркалось.
Прокол за проколом.
Страшные, черные, молчаливые старики бредут по дороге, пока я лихорадочно латаю дыру в колесе.
Это не обычные старики: мрачные, с бледными лицами, в сумерках они похожи на персонажей игры «убей всех вампиров», в которую играют в кинотеатрах коротая время до начала сеанса.
Старцы бросают на меня странные взгляды.
Если выберусь отсюда — завтра же брошу пить.
Брошу пить водку, брошу пить мозг из тех, кого не люблю.
Брошу быть сволочью, брошу быть б..дью.
Я проехал Когти.
Остались Зубы…
Только бы проскочить, только бы убраться засветло…
Скорее, курва! Скорей, холера!
Как же медленно крутятся колеса по песку!..
* * *
Через сутки — дома. Просыпаюсь от стука.
Нечеловеческим усилием стаскиваю себя с кровати. Неужели – она?
«Можно пригласить вас на день памяти смерти Иисуса Христа?» — звучит за дверью вкрадчивый голос.
Интересно, а почему никто не приходит, чтобы пригласить меня на день зачатия непорочной девы Марии?
Я послал их к чертовой матери.
Пора собирать сумку, завтра отправляюсь в путь…
* * *
Утром переселяюсь на заднее сидение фольксвагена-транспортер.
Здесь можно жить, не изменяя старым привычкам…
Харьков – направо, Зачепиловка – налево.
Интересно, есть ли там за что зацепиться?
На бетонной стене придорожного автовокзала нарисована роза ветров. Зефир, Борей… Древние верили — ветер с севера предвещает ненастье. Мы спускаем парус, поворачиваемся кормой…
На ближайшей станции подхватываем бутылку шампанского. Откупориваем, хлебаем из горла и танцуем на снегу смесь чечетки и танца маленьких лебедей.
Еще одной бутылки полусладкого хватит, чтобы на следующем писс-стопе нарисовать на снегу большую желтую букву «V».
Victory.
Одиссея только начинается, и мы все еще верим, что сможем вернуться…
* * *
В той же области, что и Пекельное, есть село Благодатное.
«Через Благодатное? Слишком большой крюк» — говорит шофер и топит педаль газа.
Лишний час пути… Стоит ли удлинять маршрут ради такого пустяка, как «Благодатное»?
В конце-концов, разве дело в названии?
* * *
По шоссе несутся старые «жигули».
На полке под задним стеклом – новенький футбольный мяч.
Молодой папа, сияющий, как послеполуденное солнце, трындит по мобильному, не глядя на мокрое дорожное полотно.
Дай ему Бог доехать!
По его дороге — дороге на Пекельне…
* * *
Говорят, дьявол живет в нереализованных планах, в несбывшихся надеждах. Как домовой по прозвищу Шишок, который селиться там, где лежат стопками незаконченные дела; он снабжает их ярлыком «завтра», опутывает паутиной, пока владелец не покинет свое жилье, вытесненный ворохом пыльных свитков, наполненных заброшенными планами и надеждами.
Так же и несбывшиеся мечты живут в человеке, пока хозяин не покинет свой дом…
А еще говорят: «благими намерениями выстлана дорога на Пекельне».
* * *
Поговори со мной.
В этой тряске я теряю остатки рассудка.
В дороге мы не храним его — только паспорт с печатью, удостоверение со штампом. Там — мы были, оттуда — вернулись. Это надежнее, чем конституция. Никто не соблюдает ее, но всем легче от того, что она существует.
Так же и у нас: где-то есть место, которое можно назвать домом…
И вера в то, что мы когда-нибудь вернемся туда.
* * *
«Где ты?»
«В Караганде»
«Я так и думала… Как ты?»
«Хреново»…
«Ты приедешь ко мне?»
«Нет».
«Почему?»
«Из принципа»
«То есть будем опять мастурбировать порознь…»
«Ты что, накачала какого-то хард-кора?»
«Нет, что ты, я же девочка… предпочитаю фетиш»
* * *
На заднем сидении микроавтобуса он пил, пел, спал, укрывшись пуховиком, писал СМСы, иногда стихи.
Выкрикивал без причины матерные слова.
Курил, ел колбасу, пил ряжанку, дрочил.
Словом – жил привычной, полноценной, домашней жизнью.
* * *
Кто-то позвонил, назначил встречу.
Новая работа, новый маршрут.
«Вы хотите пригласить меня? Я в дороге… кроме того, мне уже должны денег за эту командировку…»
* * *
Кто-то ищет свет в конце тоннеля; другой, подходя к дому, робко заглядывает в собственное окно: не горит ли люстра в гостиной.
А я мчусь вперед непристегнутый, с горечью от вчерашнего виски, позавчерашнего слова (сказанного или оставленного на потом); позапрошлогоднего «да» и прошлогоднего «нет»…
Куда бы я ни ехал – оно маячит впереди.
«Это дорога, ребята…
Дорога на Пекельне!» — поет в магнитофоне чей-то хриплый голос.
Road to Pekel’ne…
Когда речь заходит о нем, я узнаю это слово на любом наречии…
* * *
Ярославль. Есть тут улица Советская с храмом «Ильи Пророка», а площадь имени большевика Подбельского недавно переименована в площадь «Богоявления».
На площади «Советской» (есть тут и такая) церквей больше всего.
Есть храм и на улице Андропова.
«Храм Спаса» на Андропове – назвал я его.
Как много я узнал о боге в городе Ярославль!
* * *
А вот, что еще я узнал о боге по дороге на Пекельне: в Карпатах существует поверье, что если заказать в церкви молитву «за здравие» здорового человека, тот заболеет и, возможно, умрет.
«Плюс на плюс в этом случае дает минус» — объяснял мне приятель, местный энтограф.
Так иногда молитва помогает «от людей».
Что ж, с Богом.
Аминь…
Выносите сумки – поехали!
* * *
А затем приходит понимание, что если не выключить телефон в полете – самолет не упадет.
Так вся система ограничений и запретов начинает трещать по швам.
Мы превышаем скорость, идем на опасный обгон.
«Господи, твоя воля!» — кричит водитель, выезжая на встречную перед крутым поворотом.
Что там, впереди?
Закрывая глаза, я жду своей станции…
* * *
Ветер, свист в ушах, холодная, застывшая земля под ногами, неожиданное желание закурить и закрыть глаза, и не выпускать себя наружу, и не впускать эту «наружу» в себя…
Бывает же такое чувство – «приехал»…
Если верить чувствам – мы уже на месте.
Но мы не верим чувствам и радуемся, как дети.
Кто-то из спутников трясет за плечо – смотри, смотри, вот оно, твое Пекельное!
Встрепенулся, осоловелыми глазами гляжу в окно.
Все как обычно.
Поля. Реки. Ямы. Заиндевелый камыш.
Проехали.
Видимо – пронесло…
«Посмотрим — говорю – на обратном пути».
Остановимся. Закурим. Сделаем фото на память у придорожного столба с указателем «Пекельне…»
И двинемся дальше.
Кто-то говорит: «точка невозвращения…»
Я скажу так: если есть какая-то дорога за «Пекельным» — теперь мы едем по ней.
* * *
Наше путешествие длиться вечно. Такое впечатление, что когда мы будем возвращаться домой, за нами будет следовать обоз с женами, бывшими женами, нашими и их внебрачными детьми… цыганскими тещами, кричащими что-то на румынском или мадьярском, грузинском или фарси…
На заднем сидении кричат дети. Мать дает ребенку грудь.
Они – мое. Они – это и есть я…
Я люблю их, только не могу вспомнить откуда я их знаю…
Но всех их я увожу с собой…
Интересно, как их там примут?
Понять – поймут.
Но принять?..
* * *
Мы везем за собой обоз, где все когда-то знали друг-друга, но уже успели забыть.
А теперь, забыв, мучительно стараются вспомнить.
Нам о них еще снимать кино. Или мы его уже сняли?
Осталось вспомнить – о чем оно. Вспомнить, зачем мы ехали.
И как можно теперь ОТТУДА вернуться.
И, главный вопрос, КУДА?
* * *
Гибеливка. Текливка. Шаргород.
Я забыл место, в которое возвращаюсь.
Кто-то говорит — оно называется домом. Я должен поверить в это на слово, потому что так написано в паспорте, в командировочном удостоверении. Где-то должен быть специальный штамп; печать, на которой указано место, которое я, вероятно, люблю. Место, куда я, согласно всем документам, должен хотеть вернуться.
А я не знаю так ли это.
Нужно понюхать, прислониться, обнять. Нужно почувствовать. Не скажу полюбить – хотя бы вспомнить…
За время пути я изменился. Но почему-то не могу поверить, что что-то могло изменится ТАМ.
* * *
Село Мохнатое. Велыка копаня. Хуст. Санаторий «Благодать»…
«Когда вернемся – я сразу уеду в отпуск» — мечтает попутчик справа.
«А я на рыбалку… Такие места нашел! Все время проскакиваю мимо, а они там сидят… Вода. Рябь. Удочка… И так клюет! А они все тягают, тягают… И все – гиганты, все — один к одному».
«А я бы остался в Смоленске».
«А я — в Тбилиси»…
Тамара. Тамуна. Тако…
Мария. Мариша. Марико…
Когда я вернусь – мы поженимся.
Да, с той, из Мариуполя.
А я всю жизнь буду писать этой, во Львов…
* * *
Почему ты не звонил? Забыл?
Тебя? Забыть? Ты что, не видишь — я пытаюсь вспомнить…
Где был мой дом? В каком городе? Это было до или после? До Пекельного? После Хуста?
Во что ты была одета?.. Неважно. Помолчи… Я помню тебя в белом… Я был молод тогда, помнишь? Тогда я был мужчиной в самом расцвете… А сейчас я еду домой.
Ты приезжай. Конечно, как и обещал… Я всегда держу свои обещания. Я жду тебя. Мы все ждем тебя!
Кто мы? Кто все?
Как кто? Я и они…
Кто – они?
Да все они…Так ты приедешь? Только я пока не знаю куда. Дай-ка загляну в паспорт…
* * *
Изумрудное. Заздристь *****. Сатанивка…
Мы везем за собой фуру отснятых жизней, неснятых кадров, мучительно придуманных и впопыхах потерянных идей.
Мы тащим за собой целый обоз. В нем кричат, плачут и смеются дети.
Не у каждого из них еще есть имена…
* * *
На заднем сидении они растут.
Воспоминания о том, что случилось, и о том, чему никогда не бывать.
Мы везем за собой ящики отснятых судеб, волшебных жизней, чужих драм…
Мы проникаем так глубоко, как только позволяет освещение, на сколько хватает кассеты и выдержки камеры.
Мы уезжаем, чтобы вернуться. И верим – все это правда, и все это – навсегда.
Старые, поседевшие — мы едем домой.
С ворохом грязного белья и складом скелетов в бардачке, мы мчимся туда, откуда приехали.
В прошлых жизнях это называлось домом.
Может быть, мы снова полюбим его.
Если только вспомним – кого…
текст и фото: Алексей Бобровников
*
Пекельное, от “пекло” (укр.) ад
**
Зайве – (укр.) лишнее
***
Крапка – (укр.) точка
****
Злагода – (укр.) согласие
*****
Заздристь – (укр.) зависть
